Сообщений в теме: 313

[wsir1963]

ВЕЛИКИЕ ЖЕНЩИНЫ ЭПОХИ ХЭЙАН


МУРАСАКИ
СИКИБУ
Эпоху Хэйан (794–1185) потомки назвали золотым веком японской культуры, и самым поразительным явлением ее стало создание «женской» литературы. Хэйанские поэтессы — это особый мир, особый колорит всей японской культуры. Это были придворные дамы, хорошо знавшие быт и нравы императорского двора. Их произведения становились своеобразной летописью века, но сами поэтессы сохранились в памяти благодарных читателей не по собственным именам, утраченным за прошедшее тысячелетие, а по прозвищам, образованным от имен героинь их поэм и романов. Именно так и произошло с талантливой и удивительной Мурасаки Сикибу. Прошедшие столетия унесли навсегда не только ее настоящее имя, но и точные годы жизни. Расцвет ее творчества пришелся на начало ХI века, когда она служила при дворе императрицы. Тогда же Мурасаки написала свой знаменитый роман «Повесть о Гэндзи». Одну из возлюбленных красавца-принца звали Мурасаки, и ее имя в качестве прозвища получила сама писательница. А слово «Сикибу» в ее имени появилось от названия Ведомства церемоний, где одно время служил отец Мурасаки.
В «Повести о Гэндзи» гораздо больше прозы, чем стихов, однако ее автора, как и всех других хэйанских женщин, оставивших свой след в литературе, принято называть поэтессами: и проза их была чрезвычайно поэтична, и к тому же они слагали еще прекрасные стихи, воспевавшие, прежде всего любовь, ведь даже самые знаменитые из них оставались женщинами — со своими секретами и маленькими слабостями.
* * *
С гусями, что на север полетят,
Ты весть пришли,
Пусть принесут на крыльях.
Все время мне в разлуке вести шли,
Ведь облака сюда плывут все время!
* * *
Лик месяца на небе появился,
То прежний иль другой вдруг глянул с высоты —
Узнать не удалось…
Средь облаков он скрылся.
Вот так же быстро промелькнул и ты…
* * *
Знаю, куда
Луна неизменно стремится,
Но ночь напролет
Прождала, напрасно надеясь
В небе свет ее отыскать.
* * *
Горы, куда
Стремилась луна, окутал
Холодный туман.
И лунный свет затерялся,
Растаял в пустынном небе.

  

Ее стихи вызывали восхищение даже у недоброжелателей. Мурасаки Сикибу, видя в Идзуми соперницу и порой отпуская в ее адрес нелестные замечания, тем не менее так отзывалась о ее стихах: «Она показывает аромат даже самых пустячных слов. Стихи ее совершенно очаровательны… Она из того рода поэтов, у которых стихи, кажется, слагаются сами собой».
Время донесло до нас более полутора тысяч стихотворений Идзуми Сикибу, ее личный «Дневник», молву о замужествах и романах с принцами крови, но не сохранило ни даты рождения, ни настоящего имени. Ее именовали по названию провинции Идзуми, где служил губернатором отец.
В начале 1009 г. Идзуми была принята в свиту императрицы, где в это же время служила и Мурасаки Сикибу. Так пересеклись пути двух великих хэйанских женщин.
Лирика Идзуми — это ее собственная жизнь, в которой было так много чувств и эмоций. Ее стихи легки и мелодичны, как сам стиль жизни, которую вела их создательница.
* * *
Проходят годы — и сильней печаль,
Привычкой стало грусти предаваться.
Ведь нет такой весны,
Когда б не стало жаль
С весенними цветами расставаться!
* * *
Сегодня ни с кем
Не сговаривалась о встрече.
Но осенняя ночь
Сна лишила меня, у порога
Все сижу и смотрю на луну.
* * *
Как же давно
Глаз не кажешь в мой дом, а ведь раньше
Частым гостем бывал.
Светлый месяц — один только он
Ночь за ночью меня навещает.
* * *
Такая тоска
Смотреть вечерней порою
На облака.
Поэтому и решила — не стану
Отныне на небо смотреть.
* * *
Нить порвалась,
И катятся вниз жемчужины
Одна за одной…
Так, верно, думаешь, глядя
На слезы из глаз моих.
* * *
Всегда видеть тебя,
Всегда ловить твои взгляды…
Ах, если бы ты,
Став зеркалом этим, ждал
По утрам моего пробужденья!
* * *
Когда даже во сне,
Не дождавшись желанной встречи,
Провздыхаешь всю ночь,
На рассвете томленье любви
Своего достигает предела.
* * *
Мой рассеянный взор
По небесным просторам блуждает,
А ведь вроде бы тот,
Кого жду, к кому думы стремятся,
Не с неба должен явиться.
* * *
Каждую встречу
На нить драгоценную жизни
Спешу нанизать.
Так могу ли думать без страха,
Что разом все оборвется?
* * *
Подобной любви
Может не выдержать сердце,
И я умру.
Был ты прежде чужим, а ныне
Вся моя жизнь — в тебе.
* * *
Даже если тоска
Сердце мне разобьет и оно разлетится
Сотней мелких осколков,
Ни в одном, даже самом ничтожном,
Не погаснет любовь к тебе.
* * *
Снег подтаял уже,
И ростки пробиваются к свету.
Нежная, робкая
Надежда растет в моем сердце —
Скоро снова увижусь с тобой.
* * *
Как увидеть хочу
Былинок узор невнятный —
След твоей кисти.
Ведь, кажется, только вчера
Клятвой мы обменялись.
* * *
Из этого мира
Я скоро уйду, но чтобы в грядущем
Было вспомнить о чем,
Еще одну встречу хотя бы
На прощание мне подари.

  

Стихи в переводах А. Глускиной
и Т. Соколовой-Делюсиной

**************************************************
******************************
*************************************************                                                      **************************************************
******************************
*************************************************
В канун нового, XXI века в Японии в обращение поступили новые банкноты номиналом в 2000 иен. В самой этой цифре легко увидеть символику рубежного для страны и мира 2000 года. В отличие от других находящихся в обращении банкнот, новый билет Японского банка на своей лицевой стороне несет не портрет одного из политических или культурных деятелей, а изображение памятника архитектуры и истории — ворот Сюрэй-но мон, единственных свидетелей былого великолепия дворцового комплекса на Окинаве. Но зато на обратной стороне банкноты знатоки японской культуры легко узнают портрет великой писательницы эпохи Хэйан (794–1185) — Сикибу Мурасаки.

Эта придворная дама известна только по своему псевдониму. Имя — Сикибу — обозначало то ведомство, в котором служил ее отец (Министерство придворных церемоний), а фамилия — Мурасаки — скорее всего, произошла от имени одной из главных героинь романа «Гэндзи-моногатари».

История сохранила очень мало реальных фактов из жизни писательницы. Основным источником, откуда можно почерпнуть сведения о ней, является ее дневник. Из него явствует, что родилась она в 970-х годах. Ее отец Тамэтоки не занимал высоких должностей при дворе. Примерно с 994 г. он служил губернатором в провинциях Этидзэн и Этиго. Томэтоки был очень образованным человеком, хорошо знал китайский язык, китайскую литературу и философию. Мать Мурасаки умерла, когда будущая писательница была еще девочкой.

Об атмосфере, в которой проходило детство Мурасаки, мы можем судить по следующей записи в ее дневнике: «Когда мой брат Нобунори был еще мальчиком, отцу очень хотелось сделать из него ученого, знатока китайской литературы, и часто он сам приходил послушать, как Нобунори читает свои уроки. При этом я всегда присутствовала и так быстро усваивала язык, что вскоре уже помогала брату в тех случаях, когда тот затруднялся. И отец с сожалением произносил: «Как жаль, что ты не мальчик». Но прошло совсем немного времени, и я пожалела о том, что проявила себя таким образом: один человек за другим стали уверять меня в том, что даже среди мальчиков не поощряется излишнее пристрастие к книгам. А для девочки, конечно, дело обстояло и того хуже. После этих разговоров я старалась всячески скрывать, что я могу написать хотя бы один иероглиф».

Помимо китайского языка и каллиграфии, Мурасаки хорошо изучила литературу, познакомилась с древней японской историей, овладела искусством стихосложения. Словом, Мурасаки получила аристократическое образование в лучших традициях своей эпохи. Примерно в 998–999 гг. она вышла замуж за придворного невысокого ранга, но рано овдовела. После смерти мужа она несколько лет уединенно жила в доме своего отца. Именно тогда она и начала писать роман о принце Гэндзи. Закончен он был приблизительно в 1008 г.

Стараясь помочь дочери наладить свою жизнь, отец попросил помощи у своего влиятельного родственника. Тот устроил Мурасаки в свиту императрицы. Так между 1005 и 1007 гг. Мурасаки появилась при дворе, где благодаря своей образованности и начитанности быстро завоевала всеобщее расположение.

В записях «Дневника» сохранился литературный автопортрет Мурасаки. Вот что она писала о себе самой: «Считают, что я мила, но застенчива, что я очень суетна и тщеславна, скрытна, необязательна, стремлюсь держать людей на расстоянии, что я поглощена изучением древних историй, самонадеянна, живу в отвлеченном поэтическом мире и имею слабое представление о существовании других людей, разве что время от времени отпускаю язвительные и недоброжелательные замечания в их адрес. Такое мнение сложилось у большинства не знакомых мне людей, и они, естественно, заранее уже готовы невзлюбить меня. Однако когда они узнают меня ближе, то находят, к своему удивлению, что я добра и мягка, т.е., по существу, совершенно другой человек, вовсе не то чудовище, каким они меня представляли; многие мне потом сами в этом признались».

Мурасаки умерла или в 1014 г. или в 1025–1031 гг. Точная дата неизвестна.

Лучшее и наиболее известное произведение Сикибу Мурасаки — «Повесть о Гэндзи» («Гэндзи-моногатари»). Это эпическое произведение охватывает период в 70 лет. Помимо главного героя — побочного сына императора, принца Гэндзи, в романе действуют более трехсот персонажей. Фактически роман представляет собой своеобразную сагу о жизни придворной аристократии эпохи Хэйан. Основная сюжетная канва романа состоит из истории любовных похождений принца Гэндзи, его блистательных успехов на этом поприще в юности и трагедии в конце жизненного пути. Его последняя возлюбленная обманула его так же, как он сам обманывал женщин, которые любили его в молодости.

Роман Мурасаки имеет как бы два уровня. С одной стороны, это впечатляющая картина жизни японского императорского двора, а с другой — в романе необыкновенно ярко выписаны характеры действующих лиц, ощущается пристальный интерес автора к внутреннему миру героев, их радостям, переживаниям и трагедиям. Эти черты придают роману общечеловеческое звучание. Роман во многом оказывается созвучным душевным переживаниям представителей любой эпохи и не воспринимается как тысячелетний раритет японской национальной литературы. Видимо, этот углубленный интерес к человеческой душе, ее радостям и переживаниям позволил современному мастеру японской литературы, нобелевскому лауреату Ясунари Кавабата заявить, что именно «Повесть о Гэндзи» заложила традицию прекрасного в японской литературе.

Творение Сикибу Мурасаки — один из самых ранних образцов объемного повествовательного жанра, появившийся тысячу лет назад, когда в мировой литературе еще не было ничего похожего на реалистический, обладающий детально разработанной фабулой, построенный на бытовом материале роман.


                                                                                          ***

ЭНЦИКЛОПЕДИЯ "ЯПОНИЯ ОТ А ДО Я"




ГЭНДЗИ-МОНОГАТАРИ («Повесть о Гэндзи») — один из крупнейших памятников японской классики. Его появление стало апогеем развития блистательной хэйанской культуры на рубеже Х и ХI вв. Автором романа называют придворную даму императрицы Сёси, вошедшую в историю под именем Мурасаки Сикибу. При дворе императрицы Сёси роман «Гэндзи-моногатари» пользовался огромным успехом. Его переписывали, поскольку каждая семья хотела иметь свой собственный экземпляр. Такая форма распространения текста привела к тому, что в дальнейшем, вероятно, некоторые детали дописывались и изменялись. Сами читатели, по всей видимости, дали и названия главам.

В романе — пятьдесят четыре главы, более трехсот персонажей, тридцать из которых можно считать главными, действие же охватывает отрезок в семьдесят лет.

В центре повествования — жизнь и любовные похождения побочного сына императора — принца Гэндзи. Необыкновенно красивый и наделенный всеми возможными достоинствами, мальчик с самого рождения стал всеобщим любимцем. В двенадцать лет он был объявлен совершеннолетним и получил в жены дочь первого канцлера. Но Гэндзи не оказался верным супругом. Начинается бесконечная череда его любовных похождений, а жизнь наполняется весельем и блеском. Однако идут годы. Брошенные им возлюбленные либо умирают, либо уходят в монастырь. Жизнь Гэндзи приближается к закату. Но тут в его сердце снова вспыхивает страсть — к юной Сан-но Мая.

Увы, судьба делает роковой виток, и оказывается, что принцесса неверна ему, а отец ее сына — не Гэндзи, а молодой придворный. Пришло время платить за содеянное: ведь когда-то, еще будучи совсем молодым, Гэндзи соблазнил наложницу своего отца, и рожденный ею сын, вступивший впоследствии на трон, был сыном Гэндзи, а не отца-императора, как полагал тот.

Сюжет романа чрезвычайно сложен. Судьбы героев переплетаются самым неожиданным образом, необычайной эмоциональной высоты достигают чувства и переживания. Произведение как бы не имеет логического финала, который, согласно художественным канонам того времени, должен был быть непременно счастливым. Это обстоятельство дало повод считать роман незавершенным. Последняя его глава состоит только из названия — «Сокрытие в облаках», что, по всей видимости, означает смерть героя.

Еще в 20-х гг. Н. И. Конрад познакомил читателей с переводом нескольких глав «Гэндзи-моногатари». На протяжении десятилетий составить представление о романе можно было лишь пo этим избранным отрывкам. Однако теперь замечательное творение Мурасаки Сикибу стало частью и нашей культуры. Всего несколько лет назад был опубликован первый полный перевод памятника, блестяще выполненный Т. Л. Соколовой-Делюсиной: за эту работу в 1993 г. она была удостоена Специальной премии Японского фонда.
"Гэндзи-моногатари".
http://umniki.ru/any...;article_id=205
Иллюстрации к "Гэндзи-моногатари".

[wsir1963]

Во втором веке в районе современного Дананга,это четвертый по величине город во Вьетнаме,возникло государство Чампа(Тьямпа).Оно просуществовало до 15 века.Тьямы приняли религию и язык классической Индии,санскрит в качестве языка богослужения и многое заимствовали
из индийского искусства. О древней истории этой страны по-прежнему известно немного,несмотря на значительные исследования.
Они промышляли пиратством и поэтому постоянно были в натянутых отношениях с  кинь (вьетнамцами)на севере и кхмерами на западе.Нападения кхмеров прекратились в 12 веке,но в 17 веке государство Чампа было поглощено Вьетнамом.
Благодаря влиянию индийской культуры (которая, кстати сказать, не уничтожила национального своеобразия   тьямского искусства) и постоянному контакту древней Тьямпы с государством киней тьямское искусство отличается большой синтетичностью, оригинальностью.
Можно сказать,что искусство Чампа своего рода античное искусство Азии и Юго-Востока. Центры тямской цивилизации-Чакьеу,Донгзыонг,Мишон,
Тхапман.

ТЬЯМСКАЯ СКУЛЬПТУРА
Культурное наследие Индии ассимилировалось в культуре тьямов.
Для тьямского искусства характерна круглая скульптура. Декоративные элементы вдоль стен храма также представлены круглой скульптурой. Божества индуистского пантеона в изображении тьямских мастеров становятся атрибутами тьямской культуры. Лики Шивы, Дварапалы, в особенности лики богинь, не имеют ничего общего с индийская скульптурой. Следует заметить, что изображения женщин в индийской скульптуре, как правило, отличаются подчеркиванием плотской, чувственной стороны. Иначе обстоит дело в тьямской скульптуре.
Например, знаменитое изображение танцовщицы из Чакиеу является типичным портретом тьямской женщины в антропологическом смысле: продолговатый овал лица, толстые губы, короткий нос.
Все части тела пропорциональны, а пластика рук и ног удивительно естественна. Для индийского искусства, напротив, характерна большая условность, отход от реальных человеческих пропорций к типизации на основе жестких формул.
Тьямские скульптуры выполнены в явно реалистической манере. Это относится и к свирепому облику божества Дварапалы из Донгзыонга. Интересно, что некоторые неестественные выражения у отдельных изображений божеств выглядят как бы масками, надетыми на вполне реалистически выполненные скульптуры.
Мало имеют общего с индийской эстетикой такие знаменитые скульптурные памятники, как Вишну верхом на павлине из   Мишона, великолепный скульптурный портрет супруги Шивы — богини Парвати и т. д. Эти скульптуры мало напоминают эстетические идеалы индийского искусства. Известные образцы индийского искусства — например, женские фигуры в храмах Эллоры, — бесспорно, красивы, однако пропорции здесь идеализированы и нереальны. И напротив, изображение танцовщицы из Чакиеу невозможно созерцать равнодушно, так трогает нас этот реалистический образ.
Следует заметить, что в тьямской скулыпуре, подверженной влиянию индийской культуры, нет недостатка и в заимствованных образах. Всевозможные изображения химер из индийской мифологии в изобилии заполняют храмы.
Однако и здесь можно указать на специфически тьямскую трактовку образов—например, волшебная птица-музыкант
Киннари с человеческим лицом, сейчас хранящаяся в Историческом музее, или изображения Макары как соединения
слона, носорога, льва и крокодила.

[wsir1963]

Самой лучшей достопримечательностью Дананга (а возможно, что некоторые скажут и единственной) является Музей тямов (Бао Танг Тям). Музей был основан в 1915 г. Французской Школой Изучения Дальнего Востока (Ecole Francoise d’Extreme Orient) и обладает наилучшей коллекцией тямской скульптуры в мире. Многие образцы резьбы по камню (алтари, линга, Гаруды, Ганеши и изображения Шивы, Брахмы и Вишну) являются абсолютно ошеломляющими.
Искусство тямов делится на два основных периода. До X в. оно было очень эмоционально экспрессивным, отражающим контакты с культурой находящейся за морем Индонезии. С Х в. по ХIV в., когда Чампа вступила в период упадка из-за бесконечных войн с вьетнамцами, искусство тямов попало под влияние кхмеров и стало более формальным.
Повторяющимся образом в искусстве тямов является Уроджа – «Мать страны», которая дала рождение династиям, правившим Чампой. Уродже, чье имя означает «женская грудь» на языке тямов, поклонялись в форме сосков, которые часто можно увидеть в тямской скульптуре. Также повсеместным является изображение линга – фаллического символа Шивы, который стал особенно заметным после контакта тямов с индуизмом. Верования в религии тямов (и таким образом, в архитектуре и скульптуре) были навеяны махаяна-буддизмом в начале IV в. Помимо чисто индийских элементов, в искусстве тямов прослеживается яванское, кхмерское и дайвьетское (вьетнамское) влияние.

[wsir1963]

ТЬЯМСКАЯ АРХИТЕКТУРА

Наиболее распространенной формой архитектуры тьямов является башнеобразный храм, известный под названием «калан». Это высокое прямоугольное сооружение из кирпича, с плоскостями часто квадратной формы, с равновесием архитектурных масс в целом, В отличие от кхмерской архитектуры тьямы не использовали камень в качестве строительного материала, а прекрасные сорта прочного кирпича позволяли им наносить скульптурную резьбу непосред-
ственно на уже возведенную стену.
Тьямские башни, подобно кхмерским, многоэтажны. Чем выше этаж, тем меньше его площадь. Первый этаж, установленный на высоком фундаменте, представляет собой основную часть здания с прямыми высокими стенами и угловыми либо входными пилонами в виде колонн, придающими изящество и гармоничность архитектурному ансамблю. У капителей колонн — декор в виде бутонов лотоса. Вход в здание всегда обращен на Восток. Три другие стены снабжень ложными входными проемами (портиками). Над входом (и над ложными портиками) расположен портал в форме перевернутого челнока, украшенного скульптурным изображением чудовища (химеры). Вся башня с этажами, украшенными по углам и у входов, напоминает своими очертаниями гигантскую еловую шишку.
В качестве архитектурного декора тьямские мастера использовали растительный орнамент, перемежающийся с изображениями людей или химер.
Вершинами отдельных этапов тьямского искусства являются архитектурные сооружения в Мисоне, Донгзыонге, храм По Клаунг-Гарай в Пандуранге (Фанжанге), башня Пороме в Бнньтхуане и башня По Нагар в Нячанге.
Мисон, расположенный около Хойана, — целый индуистский храмовый город. Здесь насчитывают более шестидесяти больших и малых культовых сооружений. Большие здания окружены многочисленными мелкими храмами.
Постройки искусно вписаны в окружающий ландшафт. Известен храм на склоне горы, которая огибает его в форме арбалета. Несмотря на большые разрушения, время сохранило наряду с каменными скульптурами и изящные архитектурные формы тьямского зодчества. Одними из наиболее древних построек в Мисоне следует считать шиваистские храмы VII века, построенные королем Бхадрешвараварманом.
Неподалеку от Мисона, по другую сторону горного хребта, расположен Донгзыонг, где сохранились остатки больших храмов, посвященных буддийскому культу Авалокитешвары. В архитектуре Донгзыонга более явственно национальное своеобразие. Декоративный орнамент, изобилующий элементами тропической растительности горных районов, сообщает всему архитектурному облику сооружений особенную импозантность.
К этому же периоду относится окончательная перестройка башни По Нагар.
Это памятник времен расцвета тьямской архитектуры. Башенные храмы в Фаттхе (Биньдинь) — так называемые Золотая, Серебряная и Медная башни — относятся к ХI веку, когда тьямская архитектура сохраняла свою пышность, но в ней уже не ощущалось обаяния, характерного для зодчества Мисона. Может быть, былое великолепие поблекло под действием времени, давно разрушившего внешнюю отделку пышных зданий? Эти храмы относятся к индуистскому культу и посвящены Шиве, Брахме и Вишну.
Встречается и изображение мифического существа Макары. Хотя архитектура многих сооружений сильно пострадала,
скульптурные изображения в некоторых храмах сохранились в хорошем состоянии.
Несмотря на тяжеловесный характер ансамбля, красив башенный храм По Клаунг-Гарай ХIV века в Фанжанге.
Калан По-ро-ме относится к XVII веку — закату индуистского тьямского искусства.

GEOGRAFIA.ru

[wsir1963]

Пьедестал Кришны


Пьедестал отшельников

[wsir1963]

Весною -- рассвет.

Все белее края гор, вот они слегка озарились светом. Тронутые пурпуром облака тонкими лентами стелются по небу.

Летом -- ночь. Слов нет, она прекрасна в лунную пору, но и безлунный мрак радует глаза, когда друг мимо друга носятся бесчисленные светлячки. Если один-два светляка тускло мерцают в темноте, все равно это восхитительно. Даже во время дождя -- необыкновенно красиво.

Осенью -- сумерки. Закатное солнце, бросая яркие лучи, близится к зубцам гор. Вороны, по три, по четыре, по две, спешат к своим гнездам, -- какое грустное очарование! Но еще грустнее на душе, когда по небу вереницей тянутся дикие гуси, совсем маленькие с виду. Солнце зайдет, и все полно невыразимой печали: шум ветра, звон цикад...

Зимою -- раннее утро. Свежий снег, нечего и говорить, прекрасен, белый-белый иней тоже, но чудесно и морозное утро без снега. Торопливо зажигают огонь, вносят пылающие угли, -- так и чувствуешь зиму! К полудню холод отпускает, и огонь в круглой жаровне гаснет под слоем пепла, вот что плохо!



Сэй Сёнагон





Сэй Сёнагон (яп. 清少納言), (965—1010?) знаменитая японская писательница и придворная дама при дворе императрицы Тэйси (Садако), обессмертившая свое имя единственной книгой «Записки у изголовья» (яп. 枕草子, макура-но соси), давшей начало литературному жанру дзуйхицу.


Биография

О жизни Сэй Сёнагон известно мало, во многом реконструкция ее биографии строится на догадках и гипотезах. Она происходила из знатной семьи Киёвара. Имя, под которым она вошла в историю, состоит из первого иероглифа фамилии Киёвара «сэй», а «сёнагон» — звание младшего государственного советника, которым был кто-то из ее родственников. Её настоящее имя неизвестно. Отец Сэй Сёнагон Мотосукэ (908—990) и прадед Фукаябу были известними японскими поэтами, но занимали мелкие, малодоходные должности. В 981(?) году Сэй Сёнагон выходит замуж за Татибана Норимицу, чиновника невысокого ранга. Их брак был неудачным и недолгим, у них родился сын. В 993(?) году Сэй Сёнагон поступает на придворную службу в свиту юной императрицы Тэйси, которая становится одним из центральных персонажей «Записок у изголовья». Тяжелые времена для Сэй Сёнагон наступают, когда Тэйси впадает в немилость. После того, как в 1000 году императрица умерла во время родов, Сэй Сёнагон уходит со службы, однако Записки у изголовья были закончены между 1001 и 1010 годом. По некоторым данным, Сэй Сёнагон вышла замуж за провинциального чиновника, у нее родилась дочь Кома, будущая поэтесса. Считают, что старость Сэй Сёнагон встретила в нищете, ее могилу показывают в нескольких провинциях, точное место захоронения неизвестно.
Материал из Википедии — свободной энциклопедии
http://www.serann.ru/t/t615_0.html

[wsir1963]

Летний день померк.
Лысые вершины вереницей -
Кучевые облака.

Керай

Как летом густеет трава!
И только у однолиста
Один-единственный лист.

Басе

Летняя ночь коротка.
Засверкали на гусенице
Капли рассветной росы.

Бусон

Паутина на ветке!
Вновь пахнуло жарой на меня
В этой летней роще.

Оницура


Островки... Островки...
И на сотни осколков дробится
Море летнего дня.

Басё

Топ-топ - лошадка моя.
Вижу себя на картине -
В просторе летних лугов.

Басё













ХАЙКУ — жанр и форма японской поэзии. Представляет собой трехстишие, состоящее из строк в 5—7—5 слогов. До конца ХIХ в. называлось хокку.

Хайку долгое время не имело самостоятельного значения и существовало только как начальное трехстишие «нанизанных строф» рэнга. Постепенно начальные трехстишия стали рассматриваться как самостоятельные произведения. В своем становлении хайку проходит несколько этапов: от комического жанра в XVI в. (творчество Аракиды Моритакэ и Ямадзаки Сокана) до превращения в ведущий жанр японской поэзии (Мацуо Басё). В конце XVIII — начале XIX в. Кобаяси Исса ввел в хайку гражданские мотивы, демократизировал тематику жанра. Xайку занимает важное место в современной японской поэзии.

[wsir1963]

ГИФУ — префектура, расположенная в самом центре Японии, когда-то называлась Инокути. Но могущественный сёгун Ода Нобунага, одержимый идеей объединения Японии, дал этому району, ставшему базой его успешных военных действий, наименование Гифу — прямой намек на китайское местечко Гидзан, из которого китайский воитель Вень Ван отправился в поход в целях объединения Китая.
Городок Гифу префектуры Гифу -известный центр производства японских традиционных зонтиков-вагаса.Изготовление зонтиков началось в 18 веке,в эпоху Камакура.Государство того времени имело феодальную организацию и местные правители обладали большой политической и экономической властью в пределах тех областей,куда они были назначены управляющими.Область была опустошена частыми наводнениями.Чтобы как-то бороться с бедностью,последствием стихий,они нашли выход из сложившейся ситуации,поощряя местное население делать зонтики из бумаги мино-васи и
бамбука.Это искусство расцвело здесь  в период Эдо (1600–1868). И сегодня элегантные зонтики «дзяномэ» (дословно — «глаз змеи») пользуются большой популярностью. Для изготовления традиционных японских зонтиков используют только естественные материалы,требуются месяцы для различных отдельных процессов.Есть несколько типов вагаса.Вагаса для пляжа,вагаса для чайной церемонии,красочные буё-гаса для традиционного японского танца.Вагаса-это неотъемлемая часть японской культуры.




Бангаса-зонтик от дождя.

И вот какие красавчики!

[wsir1963]

Мориоки-центр префектуры Иватэ.  В 1597 году даймё Нобунао Намбу (Nambu Nobunao) начал здесь строительство замка, вокруг которого довольно быстро сформировался городок.  Мориока и городок Мидзусава на юге страны  издавна славятся своим чугунным литьем «намбутэцу» (nambutetsu) — колокольчики, статуэтки, садовые фонари. Редко кто из гостей города не увозит с собой из Мориоки «намбутэцубин» (nambutetsubin) — тяжелый чугунный чайник, без которого немыслим уют в традиционной японской семье, особенно в крестьянских домах. Производство намбутэцу,как полагают,началось в городе Мориока в конце 17 века,ремесленниками из Киото,которые поселились в этих местах.Развитие металлообработки
в этих местах имело благоприятными факторами то,что здесь достаточно металлических руд,глина хорошего качества,уголь.Промышленность получила развитие и покровительство правительства в период Эдо.Термин намбутэцу применимо к обеим центрам с 1960 года.
Сегодня предметы для чайной церемонии  делаются вручную с использованием традиционных методов и с учетом японской эстетики(ваби-саби).

[wsir1963]

Значение бумаги в Японии далеко вышло за первоначальные рамки религиозного или церемониального употребления. В стране, где из-за буддийских ограничений применение меха и кожи было строго ограничено, а обработка их считалась делом нечистым, бумага заполняла свободные ниши, становясь незаменимым материалом для жилищного строительства, изготовления одежды, бесчисленных хозяйственных поделок. Конечно, предназначение того или иного предмета определяло качество используемой для его изготовления бумаги — плотность, прозрачность, водонепроницаемость и т. д. Но этот материал — японская рукодельная бумага васи — был легок в обработке, легко сочетаясь с дешевым и повсеместно доступным бамбуком. Так родились японские зонтики и веера.




         УТИВА, СЭНСУ, ОГИ
Одним из традиционных украшений японской национальной одежды считается складной веер. Его носят, заткнув за пояс оби или подвесив на шнурке с нэцкэ, а то и просто в руке. Во многих случаях ношение веера – не дань утилитарным потребностям, но определенный церемониальный символ, смысл которого легко доступен японцам. Чтобы иностранцу понять тысячелетнюю эстетику этого предмета, его символичность и социальное значение, нужно познакомиться с историей вееров.

Веера попали в Японию из Китая. Самые первые были преподнесены японскому императору в VI веке как дань уважения со стороны корейской принцессы. Тогда веера выглядели очень необычно. Они представляли собой круглую раму, на которую сверху накидывали шелк или свернутый лист бумаги, скрепляемый у рукоятки.
Японские мастера довольно быстро освоили новинку, несколько модернизировав ее. В ход пошел бамбук, как простой и всегда имеющийся под рукой материал. Ствол бамбука на одном конце расщепляли на десятки узких полосок, которые затем держали под грузом, чтобы все они расположились в одной плоскости. Затем полученный каркас оклеивали с двух сторон бумагой, а ободок — сложенной вдвое матерчатой или бумажной лентой. Такие веера получили название утива. Вариантов их было достаточно много – круглых, овальных, квадратных. В каждой провинции делали свои утива.
Со временем у вееров появились и другие функции, помимо обмахивания в жару. Утива стал непременным аксессуаром на кухне, чтобы с его помощью раздувать угли в очаге. Такие веера для прочности оклеивали промасленной бумагой. Веера вошли и в военную жизнь. Военачальники отдавали с помощью веера (как флажком) приказы подчиненным на поле боя. Воевать приходилось при любой погоде, поэтому военные веера (гумбай) изготавливали из лакированной бумаги, кожи и даже из металлических пластин, на которые были нанесены изображения родовых гербов.
Расцвет искусства изготовления вееров приходится на период Эдо (1600–1868). Связано это было с установлением в стране мира, наконец-то пришедшего на смену лихолетью междоусобиц. В Японии начали процветать искусства, в том числе сценические. И актеры театра Кабуки ввели утива в аксессуары театрального костюма. Для пущей выразительности утива раскрашивали в разные цвета, на них наносили каллиграфически выписанные тушью иероглифы, а то и целые рисунки. Веер, таким образом, стал объектом прикладного искусства.
Веера стали обязательной принадлежностью не только актеров, но борцов сумо, известных куртизанок. Модницы быстро переняли у актеров манеру украшать веера и стали обращаться к известным художникам, чтобы те расписали их. Сформировалась целая отрасль прикладного искусства – изготовление и украшение вееров.
Освоив и «ояпонив» китайское изобретение, жители Страны восходящего солнца на этом не остановились. Именно им принадлежит мировой приоритет в создании складного веера — сэнсу. Новинка появилась в конце VIII века и выглядела вначале как скрепленная на одном конце стопка тонко выструганных кипарисовых дощечек. Позже для этих целей стали использовать древесину сандала или японского кедровника.
Однажды один из мастеров оклеил эти деревянные рейки белой бумагой. Дизайн оказался настолько не привычным для японцев, что синтоистские жрецы немедленно признали за таким складным веером сакральные функции. Полураскрытый «гармошкой» веер напоминал им «горы» и «долины», то есть становился как бы символом самой Японской земли, а белизна бумаги служила доказательством божественности. Таким образом, сэнсу превратился в средство общения с богами и являлся знаком принадлежности его обладателя к высшим кругам религиозной или государственной иерархии. Некоторое сходство раскрытого веера с крылом летучей мыши наделяло его символикой процветания (расширения богатства). В этикет вошла практика преподнесения небольших, но ценных подарков вышестоящим лицам на раскрытом веере. Да и сами веера оказались незаменимы при обмене знаками внимания. Сэнсу стали рассматривать как лучший подарок императору, другим важным чиновникам и влиятельным родственникам.
Постепенно появлялись все новые варианты сэнсу, и каждый имел свое название. Чаще всего их именовали оги. К этой категории относились веера, обладавшие определенной художественной или эстетической ценностью. В зависимости от предназначения они подразделялись на отдельные группы. Так, складные веера для придворных именовались хиоги, для самураев – дзинсэн, для танцев – майоги, для актеров театра Но – тюкэй. Каждая из этих разновидностей имела свои характерные особенности. Например, выступавшим на сцене нужно было раскрывать веер одним движением кисти, чем и отличались тюкэй и майоги. Для чайных церемоний был создан особый веер – Рикю оги (по имени создателя чайной церемонии Сэн-но Рикю). Его даже не раскрывали. Встречающий служитель чайного домика нес его перед гостем, а потом укладывал Рикю оги перед ним на татами. Веер в данном случае предназначался не для обмахивания в жаркое время года. Он служил как бы символическим барьером между мирами обыденного и священного. Эта функция сохранилась и до сего времени, но исключительно в церемониальной обстановке.
Любой жест веером приобретал скрытое, но легко угадываемое значение. Японские красотки стали прятать за раскрытым веером улыбки или гримасы огорчения, ведь открытое выражение чувств считалось вульгарным, так как навязывать собственные эмоции собеседнику у японцев считалось (да и теперь считается) неприличным. Веера оги стали использоваться и в декоративных целях. Их, например, размещали в домашнем уголке красоты – токонома.
Художественное и утилитарное значение японских вееров получило признание в других странах. Начался реэкспорт вееров на континент — в Китай и Корею. А с XVII века партии японских вееров стали поступать в Европу, куда их привозили католические монахи и голландские купцы. Вскоре и европейские мастеровые начали изготавливать собственные веера из перьев птиц, кружев, украшать их драгоценными камнями. Мода на веера завоевала весь мир.

ЖУРНАЛ "ЯПОНИЯ СЕГОДНЯ"