Сообщений в теме: 130

[SergOs]

Я в любви огонь и ночью, и днём
Так давай огонь мы этой ночью разведем
Твои спички, мои дрова, очень хорошо
Разведем костер любви всем ветрам на зло
Твои спички, мои дрова, очень хорошо
Разведем костер любви всем ветрам на зло
Ой чита чита дрита
Танец заводной
Ой читу читу дриту
Ты потанцуй со мной
Ой чита чита дрита
Так хочется любви
Ой чита чита дрита
Ты вечерком зайди
Ай нэ-нэ нэ-нэ
А я красавица
Ай нэ-нэ нэ-нэ
Коса до пояса
Ай нэ-нэ нэ-нэ
А ты мне нравишься
По-видимому, девки, цэ любовь
Потанцуем нашу читу дриту и опять
Будем до утра мы читу дриту танцевать
Твои спички, мои дрова, очень хорошо
Разведем костер любви всем ветрам на зло
Твои спички, мои дрова, очень хорошо
Разведем костер любви всем ветрам на зло
Ой чита чита дрита
Танец заводной
Ой читу читу дриту
Ты потанцуй со мной
Ой чита чита дрита
Так хочется любви
Ой чита чита дрита
Ты вечерком зайди
Ай нэ-нэ нэ-нэ
А я красавица
Ай нэ-нэ нэ-нэ
Коса до пояса
Ай нэ-нэ нэ-нэ
А ты мне нравишься
По-видимому, девки, цэ любовь
Ой чита чита дрита
Танец заводной
Ой читу читу дриту
Ты потанцуй со мной
Ой чита чита дрита
Так хочется любви
Ой чита чита дрита
Ты вечерком зайди
Ай нэ-нэ нэ-нэ
А я красавица
Ай нэ-нэ нэ-нэ
Коса до пояса
Ай нэ-нэ нэ-нэ
А он мне нравится
По-видимому, девки, цэ
Ой чита чита дрита
Танец заводной
Ой читу читу дриту
Ты потанцуй со мной
Ой чита чита дрита
Так хочется любви
Ой чита чита дрита
Ты вечерком зайди
Ай нэ-нэ нэ-нэ
А я красавица
Ай нэ-нэ нэ-нэ
Коса до пояса
Ай нэ-нэ нэ-нэ
А он мне нравится
По-видимому, девки, цэ
По-видимому, девки, цэ
По-видимому, девки, цэ любовь!

Верка Сердючка

[SergOs]

Ирина Новожилова
Осколки лета

Пара спичек
Пара последних спичек,
Что в коробке остались,
Парой дрожащих синичек
В страхе друг к дружке жались.
Может, их не услышат,
Если плотней прижаться.
Стук будет еле слышен,
Можно огню не достаться.
И в коробке забытом
Жизнь свою доживая,
Гнить в тишине закрытой
Огненной страсти не зная.

[SergOs]

СООБЩАЮЩИЙСЯ ЭСКИЗ
Мы, как сосуды,
        налиты синим,
                зеленым, карим,
друг в друга сутью,
        что в нас носили,
                 перетекаем.
Ты станешь синей,
        я стану карим,
                а мы с тобою
непрерывно переливаемы
        из нас — в другое.
В какие ночи,
        какие виды,
            чьих астрономищ?
Не остановишь —
        остановите!—
            не остановишь.
Текут дороги,
        как тесто, город,
                дома текучи,
и чьи-то уши
      текут, как хобот.
           А дальше — хуже!
А дальше...
    Все течет. Все изменяется.
          Одно переходит в другое.
   Квадраты расползаются в эллипсы.
Никелированные спинки кроватей текут,
   как разварившиеся макароны.
   Решетки тюрем свисают,
   как кренделя или аксельбанты.
Генри Мур, краснощекий английский ваятель,
   носился по биллиардному сукну своих
   подстриженных газонов.
Как шары, блистали скульптуры, но они то
   расплывались, как флюс, то принимали изящные
   очертания тазобедренных суставов.
«Остановитесь!— вопил Мур. — Вы прекрасны!..» —
Не останавливались.

По улицам проплыла стайка улыбок.
На мировой арене, обнявшись, пыхтели два борца.
Черный и оранжевый. Их груди слиплись. Они
   стояли, походя сбоку на плоскогубцы,
   поставленные на попа.
Но-о ужас! На оранжевой спине угрожающе
   проступили черные пятна.
Просачивание началось. Изловчившись, оранжевый
   крутил ухо соперника и сам выл от боли — это
   было его собственное ухо.
Оно перетекло к противнику.
Букашкина выпустили.
Он вернулся было в бухгалтерию, но не смог ее
   обнаружить, она, реорганизуясь, принимала
   новые формы.
Дома он не нашел спичек. Спустился ниже этажом.
   Одолжить.
В чужой постели колыхалась мадам Букашкина. «Ты
   как здесь?» «Сама не знаю — наверно,
   протекла через потолок». Вероятно, это было
   правдой. Потому, что на ее разомлевшей коже,
   как на разогревшемся асфальте, отпечаталась
   чья-то пятерня с перстнем. И почему-то ступня.
Вождь племени Игого-жо искал новые формы
   перехода от феодализма к капитализму.
Все текло вниз, к одному уровню, уровню моря.
Обезумевший скульптор носился, лепил, придавая
   предметам одному ему понятные идеальные
   очертания, но едва вещи освобождались от его
   пальцев, как они возвращались к прежним
   формам, подобно тому, как расправляются
   грелки или резиновые шарики клизмы.

Лифт стоял вертикально над половодьем, как ферма
      по колено в воде.
   «Вверх — вниз!»
   Он вздымался, как помпа насоса.
   «Вверх — вниз».
   Он перекачивал кровь планеты.
   «Прячьте спички в местах, недоступных детям».
   Но места переместились и стали доступными.
   «Вверх — вниз».

   Фразы бессильны. Словаслиплисьводну фразу.
   Согласные растворились.
   Остались одни гласные.
   «Оаыу аоии оааоиаые!..»
   Это уже кричу я.
   Меня будят. Суют под мышку ледяной градусник.
   Я с ужасом гляжу на потолок.
   Он квадратный.
Андрей Вознесенский.
Не отрекусь. 1996.

[SergOs]

Сергей Михайлов
Подражание Вознесенскому

Дождь не прольется. Не выльются слезы
Как ты хотела его сгоряча.
Так загорается в небе свеча.
Так затухают апрельские грозы

Твой лоскуток не займется пожаром
Спичками чиркнешь - потух огонек
Не загорится ритмичный цветок -
Розовый куст будет так не подарен!

Вспышка, как вечность, заглянет в глаза
Будет все так же необьяснимо
Как в твоих лучших, бессмертных, красивых
Не загорится от счастья слеза.

От сигарет не останется пепла
В избу заглянешь - сгорела изба
Будет искриться как факел судьба
Литься на головы ливнями света

Звездочки пьяные, добрые точки
Будут завидовать, так же играя
Светом твоим у себя отражаясь
Будут кормиться с твоих огонечков

И на моих подуставших зрачках
Будет светиться твоя атмосфера
Неизлечимо проникновенно.
Солнцем апрельским в электрощитках.

Если вдруг вспыхнуло - не берегите
Если останется ваша слеза -
Целым останется предохранитель
Вы тогда сами как спичка сгорите
Но не прольется в апреле гроза.

[SergOs]

АНДРЕЙ ВОЗНЕСЕНСКИЙ — 03
n n n
     С кровавой скорбью не поспоришь.
     Не год, а сплошное 03.
     Поэзия — скорая помощь.
     Но тайная. Изнутри.
     Тень
     День и ночь. Ночь и день.
     Странно подумать, страшней —
     to speak.
     От невидимой червы ложится тень —
     туз пик.
    
     Меня очаровывал алый вспых
     в пиковых чреслах красивых стерв.
     Но если имеется туз пик,
     То значит, есть где-нибудь туз черв.
    
     Сплошная пиковка и дребедень
     мне выпадает. Иду, упрям.
     Но если есть луковичная тень,
     то где-то сияет червонный храм.
    
     Шляпу напялив, пиковый туз
     Наполеона напоминал.
     Но если на полке чугунный бюст —
     то где-то бродит оригинал.
    
     Пиковки виснут на каждый нерв.
     Имитирует попка туз черв.
     Мне сердце сказало:
      “Ты — не тинейджер,
     чтоб сублимировать смысл теней”.
    
     Я ножницы взял. И тень обстриг.
     Предметы в ужасе взмыли вверх.
     Чугунный остался туз пик.
     Под ним — красной лужицей —
      туз черв.
     Ты одна меня понимаешь
     Я, конечно, не подарок.
     Тренируй, дорогая, глаза:
     машет крылышками, как байдарка,
     стрекоза.
    
     Ты одна меня понимаешь.
     Взгляд распахнутого окна.
     Пахнешь персиковым мякишем.
     Ты — одна.
    
     Мы с Тобой одной игрались
     в новозвездную реальность.
     Красить щеки — тривиальность.
     Ты бледна.
    
     Месяц выбрит, как Ринальдо.
     Все, что ты не любишь, — на люди.
     Презираешь ордена.
     Мне искать других не надо.
     Ты — одна.
    
     Правили страной кухарки.
     Может, власть возьмут кухацкеры.
     Их возможности — без дна.
     Нижние заполнив ниши,
     мчат миллионерши нищие
     на всемирный съезд дерьма.
    
     Боже мой! А Ты — одна
     против хамства и химчисток,
     против гибели мальчишек.
     Бедствий множится орда.
     Ты — одна. За всех — одна.
    
     Просят “в лапу”
     эскулапы.
     Клоп лесной похож
     на Папу.
     Что за странная
      страна?
     Все красавицы,
     как мымры.
     Ты — единственная в мире
     мне нужна.
    
     Грех — работать на лекарства.
     Стрекоза плывет байдаркой.
     Я кончаю: “Благодарствуй!
     Ты — одна. Как жизнь — одна!”
     Ледяное одиночество
     Я один. Я их всех победил.
     По степи позвоночники носятся.
     Я остался один на один
     с одиночеством.
    
     Жизнь — погоня за лидером.
     Тень, вцепившись в древко,
      полощется.
     Больше, чем друзей блядовитых,
     я люблю одиночество.
    
     Диссидент умоляет власть:
     “Орденочка бы...”
     Лучше в лагерь, лишь бы не в пасть
     одиночества.
    
     Сколько женщин низал на шампуры,
     но нанизывались нули.
     Гениальная моя дура,
     одиночество утоли.
    
     Мне в ответ в телефонных жилах
     слышу голос твой обесточенный:
     “Я люблю тебя. Так сложилось.
     Я — твое одиночество...”
    
     За тебя, как кривые ножницы,
     скрестим в воздухе наши сабли.
     Страсть — не средство от одиночества.
     Но немножечко боль ослабла.
     Ничего иного
     Зачем он, человек, из мрака к мраку
     летит, гоним?
     И тень его, как черная собака,
     вцепившись в пятку, носится за ним?
    
     Остановите раж рожениц!
     Рождаться — бред.
     В мир, где победы станут пораженьем.
     И ничего иного в жизни нет.
    
     Что значит “жить”? Недоедать,
      метаться,
     ища просвет
     меж христианством и магометанством.
     И ничего иного в жизни нет.
    
     За что нас небеса карают, пестуя?
     Трейд-центра след
     поднимет, как Морозова, двуперстие.
     И ничего другого в жизни нет.
    
     Зачем искать себя?
      Ты сам всему виною.
     Тошней всего,
     что нету в жизни ничего иного,
     иного в жизни нету ничего.
    
     Но дышит воротник Твой бумазейный.
     Совпасть с Тобой сквозь миллионы лет,
     чтоб повстречаться в улочке весенней.
     Жизнь — это гениальное везенье.
     И ничего иного в жизни нет.
     Ши-ша
     I
     Не на саксе в элегантном ресторане,
     а в подвальчике по имени Ши-ша
     я тебе сыграю на кальяне,
     называемая женщиной душа.
    
     На кальяне разыграюсь, на кальяне,
     у шахидов есть на музыку запрет.
     На Коране поклянитесь, на Коране —
     гениальный написал его поэт.
     О Коляне, что зарезали в Афгане,
     воют демоны отмщенья и стыда.
     Струйка тоненькая булькает
     в кальяне —
     дым горячий и вода.
    
     Под чадрами души женские и девичьи
     не кадрят — следят внимательно
      за мной.
     Как на выставке квадратов от Малевича
     или зеркало обратной стороной.
    
     Если призадумаюсь маленечко —
     как живешь ты, все себя даря?
     По интерпретации Малевича,
     женщина — черная дыра.
    
     В этом, верно, правда мусульманская?
     Ты румянишься, страдалица,
     спрятав под красивой маскою
     смысл Беспредметного лица...
    
     Чаровница, чья фигурка офигительна,
     подняла фруктовый ножик,
      как кинжал.
     Где теперь ты, моя рижская
      курильщица?
     Позабыла, что Минздрав
      предупреждал?
    
     На колени б пред тобою, на колени...
     Запах Рая. Запах яблок. Мушмула.
     Заменяющие музыку куренья
     я вдохну, слюну смахнувши
      с мундштука.
    
     Голос хрипнет. Ужасают разговоры.
     Стал я молчалив, как Кароян.
     Гуманисты — переделкинские воры
     прихватили вредоносный мой кальян.
    
     II
     Согреши душа — в
     Ши-
     ша.
    
     Ты без паранджи
     кошкою пришла.
     По-английски She,
     по-французски — Chat.
      Мягче Ци Бай Ши
      ластишься, шурша,
      Ши-
      ша.
    
      А зрачки больши,
      значит — анаша.
      Ши-
      ша.
    
      У Тюрбан Баши
     сторожа из США.
      Где же вы, крепыши,
      наши кореша?
    
      Вашим барыши,
      нашим — ни шиша?
      Ши-
      ша.
    
      Марш в Манеж! Страши-
      лища хороша!..
      Ши-
      ша.
      Хлопья анаши?
      Мокрая лапша?
      Ши-
      ша.
    
      Тихий порошок
      падал не спеша —
      снег босой пошел.
      как Иешуа.
    
     III
     Будущее стухло и прогоркло.
     Не горюй. Покурим. Переждем.
     Что-то булькает в кальяне,
      словно горло,
     перерезанное праведным ножом.
    
     Я вернусь под утро. Месяц выплыл.
     Люди скажут — я нетрезвый. На весу
     я под мышкой, усмехаясь, как голкипер,
     свою срезанную голову несу.
     Вторичные люди
     I
     Мы — вторичные люди, мы — тень первачей,
     белых, красных, коричневых.
     Исторических мы не имеем идей.
     Мы — вторичные!
    
     Нашу землю больную сосут, как клопы,
     новозамки кирпичные.
     Истеричные вкусы толпы.
     Мы — вторичные.
    
     Второгодники прошлых эпох,
     мы — не личности.
     Почему это Бог спрессовал в коробок
     отсыревшие спички?
    
     Не “кингсайт” же потомкам от нас перенять?
     Наши брифинги?
     Неужели престол наш придут принимать
     боевикинги?
    
     В Тарантино душа наша явлена.
     Спорт — в Тарпищеве...
     Нету Бога в нас, нету дьявола...
     Мы — вторичные.
    
     Ты, потомок, возьми пару спичек,
     если ядерная зима,
     обогрейся страничками спичей,
     писаниной вторичной ума.
     По зарницам внимательных вспышек
     я пойму, что судьба удалась.
     Мы с тобой не выдумывали спичек.
     Спички выдумали нас.
     Явления с начинкой
     РаДИОРынок беремен Диором,
     МаЯКОВский беремен Яковом
     (именем первородства),
     ноВОРусские беременны воровством.
    
     Изумляя кардиологов,
     мчится черный “ситроен”,
     как футляр аккордеона.
     В нем скрывается Карден.
     Как и скорость, он — под восемьдесят.
     Мчится по пожару он.
     Он “Юноной” и “Авосью”
     четверть жизни поражен.
    
     Ребро беременно Евой,
     Рембо — “Пьяным кораблем”.
     В коРАБЛЕкрушении виноват Рабле.
    
     Он, забыв про бремя скорбное,
     полпланеты огулял.
     Нам на сумасшедшей скорости
     усмехается: “Я стар!”
     Сбросив временные ноши,
     он порхает, невесом,
     стиль Вальпургиевой ночи
     превращается в фасон.
    
     Или гантелью по мозгам!
     МАГИЯ интеллектуальной бу
     MAGGI несет колымагу вашей судьбы
     заРУБЛенная старушка...
     инТЕРАКТивный Ипатьев.
    
     От беременности спятив,
     дача светится с горы,
     как стеклянные опята
     иль древесные грибы.
    
     Кем беременны гробы?
     ПоМИДорами по фраку МИДа.
     кУМир — это недуг ума.
    
     Стены, как коровки божьи,
     вылезают из земли,
     возникают юбки-бочки
     и жилеты-пузыри.
    
     Дом идет сдавать бутылки.
     И Карден вздыхает мне:
     “Хорошо б открыть бутики
     на Луне”.
    
     Эта дача озадачивает,
     выпукла, как окуляр
     или планетарный датчик.
     Он ей формы округлял.
    
     В доме нет ни одной прямой линии
     Точно внутренности
     или утренний поцелуй —
     пЛАСТИКа ласк
     дреВЕСНЫй гриб пахнет весной
     рАДуга беременна адом
     диск кровавый меж молотом и накОВАЛьней
     Авторучки трещат как стручки
     беременные словом.
     ТролЛЕЙБ-ус — о лейб-гвардии тоска.
    
     Не на потребу публике,
     как достоевский бред,
     лечу в остаток лет —
     собой в куски разрубленный
     АВТОПОРтрет.
     Архитектура превыше
     “Аэропорт” Артура Хэйли
     и вычитан. И затерт.
     друг мой Михаил Крихели
     сам создаст Аэропорт —
     А хер ли?!...
     Он талант, усатый черт.
     Песенка елизаветы
     Не ешьте изделия мучные!
     Вам шах? Рокируйтесь турой...
     У женщины каждый мужчина —
     второй.
    
     Нельзя, да и нету причины
     считать, сколько шли чередой.
     Со мной каждый новый мужчина —
     второй.
    
     Мне завтра поправит цирюльник
     прическу, что сбита тобой.
     Из глубинных твоих поцелуев
     мой самый любимый — второй.
    
     Читая пророка Исайю
    
     И сказал мне Господь: возьми себе большой свиток, и начертай на нем человеческим письмом: Магер-шелал-хаш-баз...
     Книга пророка Исайи, глава 8
    
     Ерушаламовский фантомас!
     Магер-шелал-хаш-баз!
     Дьяволы шевелятся среди нас.
     Не знал пророк Исайя про антивещество.
     Что обозначает имя Его?
    
     Мария Шелл показывает экс-таз Шиллер швеллеру не указ
     Мальчика назвали Еммануил.
     Маркес раскошелился на foire gras маркер брызгает на матрас
     Другого Бог именем наградил
     Гомер — сублимация глаз выдворен бестселлер про ЛОГОВАЗ
     Магер-шелел-хаш-баз.
     Машка не обижена на спецназ маршалу велено на Кавказ
     Почему у мальчика боевой окрас?
     мегеру украшает противогаз в Грузии есть хаши, но нету баз
     Не чает булгаковская Марго,
     намажь человечество под намаз шмалер шмаляет ради сберкасс
     Что означает имя Его?
     миллион роз — миллион раз Макаревич в “Смаке” шинкует бас
     Шумахер на “феррари” — чума! атас!
     Магрит в будущем “пидарас” Макс Галкин Баскову отдал пас
     Наглый, инфернальнейший ловелас,
     магарыч разделен баш на баш маргинал — ас!
     Флейта, застрелившийся Маяко...
      Гюнтер Грасс ударился в перепляс
     Что означает имя Его?
     Ты над кофеварочкой напряглась
     Душа обозничает. Статус-кво.
     закрой варежку, ИТАР-ТАСС!
     Губы фиолетовые свело.
     чашечка-малютка в мире громадном Магермания. Хамас.
     Шлягер флейты утопит нас.
     черный, молитвенный, ароматный
     Что обозначает флейта Его?
     коленками на Голгофе парикмахер сбреет память вместо влас
     Он в следы Христовые ступал, Второй,
     чашечка кофе могилку свою сгорбясь несем мы отродясь
     Флейтист ли, киллер ли молодой?
     кофе — жизнь, как турочка, пролилась “мильоны вас?”
     Взгляд как у покойника. Душа пуста,
     пофигизмом, дурочка, увлеклась? “нас — тьмы, тьмыть-мыть”.
     Как упаковочная крышка креста.
     за кофием нужен глаз да глаз
     Второе пришествие? Гибель рас.
     подожди, мировой пожар! опять не спас
     Боже сумасшедший, милуй нас?
     лишь бы кофе не убежал христианства грезящий хризопраз
     Тема Гершвина — хошь джаз?
     Твоя джезвочка удалась
     Боже грешный, помилуй нас!
     мир спасется на этот раз
    
     МИРОВОЙ МАРКЕТИНГ —
     НОРД-ОСТ — ЛИШЬ МАКЕТИК!
    
     Исайя продолжает свой рассказ.
     Что обозначает “Помилуй нас”?
     Магер-шелал-хаш-баз
     “Добыча” переводится и “грабеж”.
     В библейской периодике Норд-Ост найдешь.
     Зачем в слова забытые ведешь, пророк?
     Сегодняшних событий они пролог.
     Имечко несбыточное бычит глаз...
     Мы с Тобой добыча — но чья сейчас?
     Магер-шелал-хаш-баз
     Мегре эмигрировал в Ашхабад Моргалы выколю в след. раз!
     Тень, как флаг, цепляется за древко
     Фата-моргана хлебала квас щегол, большевея, не сдал Парнас
     Что обозначает имя Его?
     Самоубийство — здоровье масс “как гири кует за указом указ”
     Самодобыча? Самограбеж?
     Не ради обычных богатств живешь...
     Возрадуйся оплеухам!
     (Блаженный — магический ананас,
     и Кремль зимой как яичница с луком...)
     Не маклер — отшельник и богомаз,
     неслышно живи как горящий газ,
     помарочка лишняя синих глаз
     открыта душевным разрухам...
     Магер-шелал-хаш-баз.
     Матерь Волшебная, помилуй нас!
     Стань, мастер, блаженным не напоказ.
      БЛАЖЕННЫ
      НИЩИЕ ДУХОМ!

[SergOs]

прозаическое отступление:
Выдающийся русский демократ, гражданин Израиля и гражданин России Геннадий Хазанов объясняет, что такое сегодняшняя демократия:
- Приезжаю я на гастроли в Грузию. Утром выхожу из гостиницы и подхожу к киоску - купил, спичек. Протягиваю 20 копеек, продавец гордо выдает 10 копеек сдачи. Я удивляюсь: такого сроду не было в Тбилиси! "Что ты гаварышь! - взмахивает руками продавец. - У нас теперь все па-другому! Теперь демократия! Шеварднадзе сказал, что это позор, когда пра грузын говорят, что ми лэнывие и жадные, нэ хатим работать! Теперь все, хватыт! " Я говорю: "Хорошо, замечательно, дай вам Бог здоровья! А, кстати, спички-то дайте..." Спички? - удивляется продавец. - А спичек нет!"

[SergOs]

Александр Левин
От легкой спички занялся июль.
Пошли трещать ячеистые крылья,
суставчатые ноги... Полетел
горячий запах срезанной травы.
И грязный пруд пылал и кипятился,
как вьюнош романтический из книжки.
"Пожарники" летели заливать,
тушить и не пущать, изображая
собою буквы "ж" и "у", и "к",
и, обалдев от марева и жара,
от курева, и жарева, и дыма,
с размаху налетали на прохожих,
мотали ошалело головами
и медленно, но спешно улетали.
Прокаркала сигнальная ворона.
Стрекозы выбегали из пруда,
в азарте мародерства и разбоя
кого-то механически жуя
и выпучив глазищи, словно щеки.
Стояли зачарованные дети,
глядели в гипнотический огонь,
совсем забыв про удочки. Под ними
плескалось озерцо червонной ртути,
разлившееся столь необратимо,
что три крылатых звездочки, три рыжих,
отчаявшись июль остановить
хотя бы до конца стихотворенья,
взлетели строем вверх, в его начало,
и там остались.

[SergOs]

Флорентийские факелы
                                                З.Богуславской
Ко мне  является Флоренция,
фосфоресцируя домами,
и отмыкает, как дворецкий,
свои палаццо и туманы.

Я знаю  их. Я их калькировал
для бань, для стадиона в Кировске...

...вбегаю в факельные площади,
ты —  калька с юности, Флоренция!
брожу по прошлому!

Через фасады, амбразуры,
как сквозь восковку,
восходят судьбы и фигуры
моих товарищей  московских.

Они  взирают в интерьерах,
меж  вьющихся  интервьюеров,
как ангелы или лакеи,
стоят за креслами, глазея.

А факелы над черным  Арно
необъяснимы —

как будто в огненных подфарниках
несутся в прошлое машины!

Ау! —  зовут мои обеты,
Ау! —  забытые мольберты,
и сигареты,
и спички сквозь ночные пальцы.
Ау! — сбегаются палаццо, —
авансы юности опасны —
попался?!.

И между  ними мальчик странный,
еще не тронутый эстрадой,
с лицом, как белый лист тетрадный,
в разинутых подошвах с дратвой —
здравствуй!

Он  говорит: «Вас не поймаешь!
Преуспевающий  пай-мальчик.
Вас заграницы издают.
Вас продавщицы узнают.

Но почему вы чуть не плакали?

И по кому прощально  факелы
над флорентийскими хоромами
летят светло и похоронно?..»

Я занят. Я его прерву.
В 9.30 — интервью.

Сажусь в машину. Дверцы  мокры.
Флоренция летит назад.
И как червонные семерки,
палаццо в факелах горят.


Cкульптор свечей, я тебя больше года вылепливал.
Ты- моя лучшая в мире свеча.
Спички потряхиваю, бренча
Как ты пылаешь великолепно
волей Создателя и палача!

Было ль, чтоб мать поджигала ребёнка?
Грех работёнка, а не барыш.
Разве сжигал своих детищ Коненков?
Как ты горишь!

На два часа в тебе красного воска.
Где-то у коек чужих и афиш
стройно вздохнут твои краткие сёстры,
как ты горишь.

Как я лепил своё чудо и чадо!
Вёсны кадили. Капало с крыш
Кружится разум. Это от чада.
Это от счастья, как ты горишь!

Круглые свечи. Красные сферы.
Белый фитиль незажжёных светил.
Тёмное время- вечная вера.
Краткое тело- чёрный фитиль.

"Благодарю тебя и прощаю
за кратковременность бытия,
пламя пронзающее без пощады
по позвоночнику фитиля.

Благодарю, что на миг озаримо
мною лицо твоё и жильё,
если ты верно назвал своё имя,
значит, сгораю во имя Твоё".

Скульптор свечей, я тебя позабуду,
скутер найму, умотаю отсюда,
свеч наштампую голый столбняк.
Кашляет ворон ручной от простуды.
Жизнь убывает, наверное,так,
как сообщающиеся сосуды,
вровень свече убывает в бутылке коньяк.

И у свечи, нелюбимой покуда,
тёмный нагар на реснице набряк.
А. Вознесенский

[SergOs]

Леонид Сергеев.
На пикового туза погадаю я,
А что выпадет - о том не распрашивай...
Я поеду в город Тверь к Чегодаевым,
Я поеду погостить к Свете с Сашею.
Доберусь я до ребят поздно вечером,
На звонок не стану жать - постучу слегка,
А как спросится: "Кто там?", то отвечу я,
Что приехал погостить я издалека,
Что мотался по земле ли, по небу ли,
Выбирался из воды не совсем сухим...
Скажет Светка, что меня долго не было,
Скажет Сашка, что меня не хватало им...
И разместимся на кухне мы маленькой,
"Афанасия" попьем (эка, невидаль!),
На гитаре побренчим очень старенькой,
На церквушку поглядим, что в окне видать...
Расскажу я им во что еще верую,
И прикурим от последней от спички мы,
И рассвет протрет окно тряпкой серою,
И поеду я назад электричкою.
И в вагоне для себя что-то враз решив,
Отпущу в окошко птицу пиковую...
... И состав, на повороте замедлившись,
Изогнется мне на счастье подковою...

[SergOs]

Я — москвич
       Дразня «москвичка, в жопе спичка!»,
       вы остроумны и правы.
       Я тоже чту и РЭП, и спиричуэлс,
       но, вдруг, представьте, нет Москвы.
      
       Нет ни толпы, ни трасс трассирующих,
       ни долларовой ботвы…
       Москва — это не вся Россия,
       но нет России без Москвы.
      
       Сейчас к ней ненависть в зените,
       как к инфицированным ВИЧ.
       Вы извините,
       я — москвич.
      
       Люблю ампирные окошки,
       Останкина целебный шприц,
       Блаженного торчащих ложкой
       лукошки крашеных яиц.
    
       Люблю я кич Moscow-City
       и мельниковский зуботыч.
       Вы извините,
       я — москвич.
      
       В мозгу останется Москва-река,
       поэт со спутницей мускатною,
       целующийся силуэт…
       Как ты, Москва, тогда расквакалась!
       Остался цел подлец-поэт!
      
       А мог на елке у Свентицких
       свинцовой почести достичь.
       Вы извините,
       я — москвич.
      
       Москва подземная, которая
       наш — в будущее переход,
       где выпускник консерватории
       на нищей скрипочке поет.
      
       Лица кавказские в транзите.
       Вы русский — но ножом не тычь.
       Вы извините,
       я — не москвич?
      
       Мелодею из Винявского —
       слетит на голову кирпич.
       Вы, извиняюсь,
       не москвич?
      
       Когда нас вьюги заносили,
       Москва хлопушкою была,
       как слепок с гибнущей России,
       как маска Пушкина бела.
      
       Ну что ж, звоните, заходите!
       Гость ненавязчив, как москит.
       Вы извините,
       я — москвич.
      
       Живи, страна, стихи муссируя,
       меня, как своего, браня.
       Конечно, я не вся Россия.
       Но нет России без меня.
      
       Андрей ВОЗНЕСЕНСКИЙ
       03.08.2006