Сообщений в теме: 194

[SergOs]

Источник "Ин. лит-ра" № 9 за 1965 год.

Моя любимая Мэри Уэлш.
Единственная моя.
Она тоже подлежит возврату.
Но в тот день не будет подлинности у кардинала
Спеллмана. Да и твоя сомнительна. И твоя тоже.
Уходите. Уходите все. Как можно тише. Как можно
Медленней. И заберите с собой это самое «как можно».
Вздерните его где-нибудь. Выпустите из него дух.
Жаргон осточертел. Нужна ясность.
То есть каждый страдает, но не нам изменить результат.
Познавшие это, шагаем медленно.
Вглядываемся в друг друга с Любовью, с Состраданием.
Это познается лишь через сотню дней. И это последний
Признак.
Было все: раздражение, злость, страх, отрицание, смятение,
Ошибки, трусость и немыслимость продолжать.
Было это и будет вновь. Конечно, это уравновесится
Выдержкой, постоянством, мужеством, маневренностью
В борьбе…
Но теперь, в этот миг –
Любовь и Сострадание.
Умение терпеть.
Только Любовь и Сострадание.
Затверди это.
Лишь Любовь и Сострадание.
…
Влюбленный в слово,
Все, что я хочу, –
Сложить такое
Словосочетанье,
Какое неподвластно попаданью
Ни авиа, ни просто палачу!
Мы, люди, гибнем, убываем.
Меня и палачей моих переживет
Вот этот стих,
Единственно неубиваем.
…
И теряешься –
Будто идешь по новому городу.
Он не мой, этот город.
Я робок – ведь я так долго был на воде.
Я знаю, как убивать. Верю в это.
Вернее, не верю, но делаю.
Все дело в практике. Практика. Практика и практика.
Это необъяснимо.
Глаза горят от солнца на воде.
Сердце мое съела подводная черепаха с рубкой на спине.
Съела – и даже не разобрала вкуса.
Да еще котелок раскалывается.
…
И вот я в новом городе. В толпе. Мне весело.
Тоскую по морю. По друзьям тоскую.
Плевал я на мигрень. Не трухай, Волфи. Не печалюсь.
Обещаю всегда быть в ажуре.
Тоскуется.
Небрит я и колюч.
Соперничая с электрочасами,
Я сторожу
Неслышное касанье.
Я неспроста оставил в двери ключ.
Двенадцать скоро. Время для ворья.
Но ты вбежишь,
Прошедшим огороша.
Неожидаемо тихоголоса,
Ты просто спросишь:
«Можно? Это я».
Ты, светлая, воротишь, что ушло.
Запахнет рыбой, трапом, овощами…
Так, загребая,
Воду возвращает
(чтоб снова упустить ее!) –
весло.
Не трухай, Волфи.
Со мной все в ажуре.
Нас мощно приложили.
Но и мы не в убытке.
И разве мы хнычем, если огонька дает кто-то другой?
Вместо нас.

Май 1944 Э.Хемингуэй
(с англ. А.Вознесенский, 1965)

[SergOs]

Лик ваш серебряный, как алебарда.
Жесты легки.
В вашей гостинице аляповатой
в банке спрессованы васильки.

Милый, вот что вы действительно любите!
С Витебска ими раним и любим.
Дикорастущие сорные тюбики
с дьявольски
выдавленным
голубым!

Сирый цветок из породы репейников,
но его синий не знает соперников.
Марка Шагала, загадка Шагала —
рупь у Савеловского вокзала!

Это росло у Бориса и Глеба,
в хохоте нэпа и чебурек.
Во поле хлеба — чуточку неба.
Небом единым жив человек.

Их витражей голубые зазубрины —
с чисто готической тягою вверх.
Поле любимо, но небо возлюблено.
Небом единым жив человек.

В небе коровы парят и ундины.
Зонтик раскройте, идя на проспект.
Родины разны, но небо едино.
Небом единым жив человек.

Как занесло васильковое семя
на Елисейские, на поля?
Как заплетали венок Вы на темя
Гранд Опера, Гранд Опера!

В век ширпотреба нет его, неба.
Доля художников хуже калек.
Давать им сребреники нелепо —
небом единым жив человек.

Ваши холсты из фашистского бреда
от изуверов свершали побег.
Свернуто в трубку запретное небо,
но только небом жив человек.

Не протрубили трубы господни
над катастрофою мировой —
в трубочку свернутые полотна
воют архангельскою трубой!

Кто целовал твое поле, Россия,
пока не выступят васильки?
Твои сорняки всемирно красивы,
хоть экспортируй их, сорняки.

С поезда выйдешь — как окликают!
По полю дрожь.
Поле пришпорено васильками,
как ни уходишь — все не уйдешь...

Выйдешь ли вечером — будто захварываешь,
во поле углические зрачки.
Ах, Марк Захарович, Марк Захарович,
все васильки, все васильки...

Не Иегова, не Иисусе,
ах, Марк Захарович, нарисуйте
непобедимо синий завет —
Небом Единым Жив Человек.
А.Вознесенский

[SergOs]

МУЗЫКА
Печальна и чиста, как жизнь людьми любима,
Как жизнь ты непроста, как жизнь непостижима
Музыка.
Везде, в любом краю летишь ты с губ и клавиш,
Блестящую змею и ту застыть заставишь
Музыка.
Ты и весенний гром, и хлябь ночей ненастных,
Ты стала языком счастливых и несчастных.
Пусть в мире прижилась лишь часть твоих мелодий,
Твоя безмерна власть над теми, кто свободен
Музыка, музыка.
Мария, Аве, Мария!
На свете каждый миг мелодия родится
И сладостные сны дождя, ручья и птицы
Музыка.
Ты немота светил, молчание тумана,
Бой тех, кто долго жил, и тех, кто умер рано
Музыка.
Ты и весенний гром, и хлябь ночей ненастных,
Ты стала языком счастливых и несчастных.
Пусть в мире прижилась лишь часть твоих мелодий,
Твоя безмерна власть над теми, кто свободен
Музыка, музыка, музыка, музыка, музыка.
(К. Кулиев в переводе Н. Гребнева)

(из альбома Deja Vu)
Кто силен в итальянском, послушайте и поясните вкратце,
о чем стихи Виноградовой, плиз.

Сообщение отредактировал SergOs: 26 марта 2010 - 03:43

[SergOs]

SergOs (14.3.2010, 3:46) писал:

(из альбома Deja Vu)
Кто силен в итальянском, послушайте и поясните вкратце,
о чем стихи Виноградовой, плиз.

Забыл дать ссылку, И.Крутой-Д.Хворостовский "Mari" качать и слушать:
http://www.audiopois...
http://pendoz.ru/ind...й...утой&page=3

[Фуфа]

Я долго держалась....
СергоС, из потаенных уголков....
Очень старые и редкие вещи....( для меня, по крайней мере )

[SergOs]

Фуфа (17.3.2010, 11:01) писал:

Я долго держалась....
СергоС, из потаенных уголков....
Очень старые и редкие вещи....( для меня, по крайней мере )

RECITAL DE PIMPINELA в Луна-парке

Вольный русский перевод в исполнении нашего "Балагана":
Ты скажи, ты скажи, чё те надо, чё те надо.
Я те дам, я те дам, чё ты хошь... (шутка)

А почему держалась, поделись еще чем из потаенных.
Красиво, по-южному отношения выясняют.

Все-таки, классика не менее эмоциональна:
Ска-ажите девушки подружке ва-ашей
Что я ночей не сплю, о ней мечта-аю...

Зато красиво! Хоть и слов "не нашел".

[SergOs]

До этого романса в испонении сестер Лисициан
я любил романсы только в мужском исполнении (Штоколов и др.)
Теперь ценю почти всех.

Не пой, красавица, при мне
Ты песен Грузии печальной:
Напоминают мне оне
Другую жизнь и берег дальный.
Увы! напоминают мне
Твои жестокие напевы
И степь, и ночь - и при луне
Черты далекой, бедной девы.
Я призрак милый, роковой,
Тебя увидев, забываю;
Но ты поешь - и предо мной
Его я вновь воображаю.
Не пой, красавица, при мне
Ты песен Грузии печальной:
Напоминают мне оне
Другую жизнь и берег дальный
А.Пушкин, 1828

[SergOs]

ПОПЫТКА УТЕШЕНЬЯ
Все непреложней с годами, все чаще и чаще,
я начинаю испытывать странное чувство,
словно я заново эти листаю страницы,
словно однажды уже я читал эту книгу.
Мне начинает все чаще с годами казаться —
и все решительней крепнет во мне убежденье —
этих листов пожелтевших руками касаться
мне, несомненно, однажды уже приходилось.
Я говорю вам — послушайте, о, не печальтесь,
о, не скорбите безмерно о вашей потере —
ибо я помню,
что где то на пятой странице
вы все равно успокоитесь и обретете.
Я говорю вам — не следует так убиваться,
о, погодите, увидите, все обойдется —
ибо я помню,
что где то страниц через десять
вы напеваете некий мотивчик веселый.
Я говорю вам — не надо заламывать руки,
хоть вам и кажется небо сегодня с овчину —
ибо я помню,
что где то на сотой странице
вы улыбаетесь, как ничего не бывало.
Я говорю вам — я в этом могу поручиться,
я говорю вам — ручаюсь моей головою,
ибо, воистину, ведаю все, что случится
следом за тою и следом за этой главою.
Я и себе говорю — ничего не печалься
Я и себя утешаю — не плачь, обойдется.
Я и себе повторяю —
ведь все это было,
было, бывало, а вот обошлось, миновало.
Я говорю себе — будут и горше страницы,
будут горчайшие, будут последние строки,
чтобы печалиться, чтобы заламывать руки —
да ведь и это всего до страницы такой то.

* * *
Я был приглашен в один дом...
Я был приглашен в один дом,
в какое то сборище праздное,
где белое пили и красное,
болтали о сем и о том.
Среди этой полночи вдруг
хозяйка застолье оставила
и тихо иголку поставила
на долгоиграющий круг.
И голос возник за спиной,
как бы из самой этой полночи
шел голос, молящий о помощи,
ни разу не слышанный мной.
Как голос планеты иной,
из чуждого нам измерения,
мелодия стихотворения
росла и росла за спиной.
Сквозь шум продирались слова,
и в кратких провалах затишия
ворочались четверостишия,
как в щелях асфальта трава.
Но нет, это был не пророк,
над грешными сими возвышенный, —
скорее ребенок обиженный,
твердящий постылый урок.
Но три эти слова — не спи,
художник! — он так выговаривал,
как будто гореть уговаривал
огонь в полуночной степи.
И то был рассказ о судьбе
пилота,
но также о бремени
поэта, служение времени
избравшего мерой себе.
И то был урок и пример
не славы, даримой признанием
а совести, ставшей призванием
и высшею мерою мер.
…Я шел в полуночной тиши
и думал о предназначении,
об этом бессрочном свечении
бессонно горящей души.
Был воздух морозный упруг.
Тянуло предутренним холодом.
Луна восходила над городом,
как долгоиграющий круг.
И летчик летел в облаках.
И слово летело бессонное.
И пламя гудело высокое
в бескрайних российских снегах.
Ю.Левитанский

[SergOs]

СНЕЖИНКИ-ИЕРОГЛИФЫ
Пишет на окнах Япония что-то.
Ночью не сплю. Догадаться охота.
Утром туман не удержат деревья –
Вдруг акварелью возникнет деревня.
Хижин заснеженных солнце коснётся.
Печку затопят – дымок встрепенётся.
В бухточке, там, где свинцовые воды,
Будет снежок заметать пароходы.
Может быть, женщина из дому выйдет,
Выйдет – меня среди снега увидит.
Мне б и сказать ей тогда без запинки:
Как иероглифы, эти снежинки…

* * *
Подай мне, мать, вот эту пиалу,
В чулане пролежавшую в углу,
Куда её когда-то сунул дед
В годину страшной засухи и бед,
Чтобы сегодня брызнула в меня
Гроздь этой жизни каплею огня.
* * *
Дай мне горькую веру творца,
Упаси от пустого словца,
Среди этих суровых ветров
Дай для мысли и вымысла кров,
Дай пройти до конца этот путь
И обиды мои позабудь…
* * *
Все дворы вокруг опустели.
Слышу – ветер в листве, у окна,
Стал нашёптывать вдруг: “Неужели
Существует только она?”
Вышел из дому на рассвете.
Слава Богу, солнце взошло.
Ощущаю кожей, как дети,
Убывающее тепло.
* * *
…Но ты не стала ожидать рассвета,
Калитку отворила без труда.
Надежда, как старинная монета,
В щель закатилась – видно, навсегда.
Белёсой пылью замело дорогу.
Твоих следов уже не рассмотреть.
Да я и сам белею понемногу.
А может, это начал я стареть?

(Фридон Халваши, пер.В.Мищенко)
илл.Гурам Доленджашвили

[Фуфа]

SergOs (21.3.2010, 3:34) писал:

* * *
Подай мне, мать, вот эту пиалу,
В чулане пролежавшую в углу,
Куда её когда-то сунул дед
В годину страшной засухи и бед,
Чтобы сегодня брызнула в меня
Гроздь этой жизни каплею огня.
* * *

Фридон Халваши,

Батоно Фридон был моим соседом, еще во времена моего безоблачного детства. Колоритный и тихий дядька.
Мне он нравился, потому, что никогда нас, бегающих в старом доме Триантофоледсов, не ругал.
А вот взрослые его почему- то недолюбливали.