0
И конечно песня про козла.
Цитата
Прозвучали тосты. Сперва общие: "За встречу" и "За дам". Потом частные: "За оплот науки -- Семена Петровича!", "За создательницу этого прекрасного стола -- Марию Викторовну!" и так далее. Мы с Катей сидели тихо, как мышки. К нам иногда обращались свопросами. Мы отвечали на них. Как мы учимся? Хорошо. Сложная в МГУ программа? Сложная. Почему мы не кушаем? Мы кушаем.
Все шло своим чередом и не предвещало никаких осложнений. Кто-то предложил тост: "За Катю!" Гости с готовностью сдвинули бокалы, но Семен Петрович остановил их.
-- Минуточку, -- сказал он, подойдя к нам. -- Мне хотелось бы, чтоб этот тост прозвучал так: "За Катю... и за Ивана!" -- Движением руки он
поднял меня с места и представил гостям: -- Вот Иван, самый большой оригинал из всех друзей моей дочери, с кем мне доводилось общаться...
Неожиданно попав в центр внимания, я был сильно смущен и, кажется, покраснел. Гости заулыбались, с любопытством оглядывая меня, словно ожидая, что я немедленно докажу справедливость слов профессора, а одна интересная дама спросила:
-- Что же, это тот самый молодой человек, о котором вы недавно так смешно рассказывали?
-- Он, он самый, -- весело ответил Семен Петрович и продолжал, обращаясь уже ко всему обществу: -- Недавно, например, он объявил мне, что сочиняет стихи, и в качестве доказательства преподнес несколько строк из Пушкина. А я, представьте, купился на этот фокус, как первоклассник.
Он хлопнул меня по плечу и захохотал. Гости тоже засмеялись, а интересная дама сказала:
-- Да, молодежь нынче любопытная.
-- Вот именно, именно, -- подхватил Семен Петрович. -- Любопытнейшая у нас молодежь. С ней надо говорить, надо общаться!
-- Да уж, ты много общаешься! -- засмеялась Мария Викторовна. -- Только и знаешь, что работа, работа, работа.
-- Каюсь, каюсь! -- Семен Петрович поднял руки вверх, как будто собирался сдаваться в плен, и, озорно подмигнув мне, добавил: -- Поэтому и попал впросак!
-- Это действительно так, -- вздохнула интересная дама. -- Наступает день, когда нам становится трудно понимать своих детей. Вот скажите мне, Ваня, -- повернулась она ко мне. -- У меня дочь целыми днями слушает этого певца греческого... Как его? Денис Рус, что ли?..
-- Демис Руссос, -- поправил ее коренастый мужчине со сладким, как сироп, выражением лица.
-- Да, да, Демис Руссос, -- сказала интересная дама. -- Так вот, я спрашиваю ее: "Настя, ну что ты одно и то же слушаешь? У тебя так много
других пластинок". А она говорит: "Демис Руссос положительно влияет на женские гормоны". Представляете?
-- Ха-ха-ха! -- захохотал коренастый мужчина. -- Сколько же лет вашей дочери?
-- Пятнадцать.
-- Ха-ха! Пятнадцать! Молодец! -- веселился коренастый.
-- Вам смешно, -- обиженно продолжала дама. -- Но что же это такое?! Ведь у нас роскошная библиотека, много редких и ценных книг. Читай на здоровье! Но она ничегошеньки не хочет.. Придет из школы, кое-как уроки сделает, включит своего Руссоса и слушает до вечера.
-- Это у них называется "балдеет", -- радостно объяснил коренастый.
-- А я так думаю, -- заявил подтянутый, худощавый мужчина. -- И вы, Семен Петрович, и вы, Анна Васильевна, -- он кивнул интересной даме, -- все усложняете. По-моему, все дело в избалованности. Нынешние молодые люди живут слишком легко, без трудностей. Это банально, но факт. Меня, к примеру, отец порол до семнадцати лет. Крепко порол, и что же? Я его только уважал за это. Жили мы в маленьком провинциальном городе, семья была большая, и сюсюкать с нами родителям было некогда. И ничего, выросли, все в люди вышли и к отцу с матерью, теперь покойным, всегда относились с любовью и почтением.
И он залпом выпил рюмку коньяку, которую в продолжение всей тирады держал в руке.
-- Ну, с этим можно поспорить, -- вмешалась пожилая дама. -- Молодежь разная бывает...
-- А-а, все одно, -- махнул рукой подтянутый, который успел уже хлопнуть вторую рюмку. -- Конечно, есть разные группы и категории молодых людей. Но я вот наблюдаю своего сына. Он у меня спортсмен и вообще хороший парень. Сын есть сын, и плохого о нем я никогда не скажу. Но любит, понимаете, пить молоко из банки. Знаете, такие желтые банки с концентрированным молоком. У них на этикетке еще корова изображена... Я ему, значит, говорю: "Зачем ты пьешь молоко неразбавленным? Оно ведь жирное. Его разбавлять надо". А он в ответ: "Люблю такое, неразбавленное". Любит, понимаете, он...
-- О-о, это старая песня, -- засмеялась Мария Викторовна. -- Получается, если нам было тяжело, то пусть и им будет так же? Глупо!
-- Наверное, глупо, -- согласился подтянутый, наливая себе третью рюмку. Он хотел еще что-то сказать, но замешкался, выбирая на столе закупку, а в это время в беседу вступила Агнесса Ивановна, до того молча сидевшая в кресле и глазевшая по сторонам, как в зоопарке.
-- У нас прекрасная молодежь! -- объявила она, -- Да, прекрасная! Есть, конечно, некоторые типы... -- добавила она, презрительно взглянув в мою сторону. -- Стиляги! Но это -- исключение, подтверждающее правило. А основная масса молодежи у нас превосходная и, можно сказать, героическая. Я каждый день смотрю телевизор и, поверьте, очень хорошо знаю нашу молодежь.
Агнесса Ивановна гордо вскинула голову и обвела всех грозным взглядом, как бы предлагая с ней поспорить. Но спорить с ней никто не стал, а Семен Петрович согласно закивал и бодро сказал.
-- Все верно. Это безусловно. Но проблемы, конечно же, есть. Бояться их не надо, а надо о них говорить и решать.
Гости единодушно выразили согласие с выводами Семена Петровича, и, таким образом, казалось, что тема разговора вполне исчерпана, однако подтянутый мужчина, сливая в рюмку остатки коньяка, проговорил словно сам себе, но достаточно громко:
-- А молоко-то он все равно пьет из банки. Хоть кол на голове теши!
Все с беспокойством переглянулись, чувствуя, что правила игры нарушены и вечер готов выйти из-под контроля. Анна Васильевна неестественно рассмеялась и, стараясь разрядить обстановку, спросила в шутливом тоне:
-- Ну что вы, Олег Николаевич, так расстраиваетесь? Далось вам это молоко!
-- Да, далось, далось! -- уже не сдерживаюсь, воскликнул Олег Николаевич. -- Здоровый, как бык! Кулаки -- по пуду каждый, бицепсы -- с полметра. Дзюдо занимается... Сделает дырку в банке и сосет, сосет себе молоко. А кругом хоть потоп! Когда говоришь с ним, молчит. Ни да, ни нет -- ничего! Выслушает, промолчит и новую банку протыкает!.. -- Олег Николаевич открыл другую бутылку коньяка. -- Учится -- абы как! Работать не желает! Может быть, чемпионом по этому своему дзюдо хочет стать?! Тоже не хочет! Я спрашиваю: "Зачем же тебе эти твои бицепсы, трицепсы, двуглавые мышцы? Зачем? Что ты хочешь сделать ими?" И знаете, что он сделал? Взял в руку банку и раздавил ее. В лепешку! И говорит: "Ты так не можешь". И все. Я вас спрашиваю теперь: что это такое?
Олег Николаевич обвел общество вопросительным взглядом. Семен Петрович подошел к нему и дружески взял под локоть.
-- Успокойся, Олег, -- проговорил он. -- Я думаю, ты преувеличиваешь. Я же знаю твоего сына, отличный парень. Ты слишком строг к нему.
-- Брось ты, Семен! -- махнул рукой Олег Николаевич. -- Я хочу одного - мне надо знать, что он хочет. Я хочу знать, кого я вырастил. Я на это имею право. Пусть он скажет мне: "Ты старый выживший из ума осел. Ты прожил неправильную жизнь. Я буду жить по-другому". Пусть так скажет -- я пойму. Пусть совсем уходит из дома. Но он молчит! Пользуется всем и молчит!..
Все шло своим чередом и не предвещало никаких осложнений. Кто-то предложил тост: "За Катю!" Гости с готовностью сдвинули бокалы, но Семен Петрович остановил их.
-- Минуточку, -- сказал он, подойдя к нам. -- Мне хотелось бы, чтоб этот тост прозвучал так: "За Катю... и за Ивана!" -- Движением руки он
поднял меня с места и представил гостям: -- Вот Иван, самый большой оригинал из всех друзей моей дочери, с кем мне доводилось общаться...
Неожиданно попав в центр внимания, я был сильно смущен и, кажется, покраснел. Гости заулыбались, с любопытством оглядывая меня, словно ожидая, что я немедленно докажу справедливость слов профессора, а одна интересная дама спросила:
-- Что же, это тот самый молодой человек, о котором вы недавно так смешно рассказывали?
-- Он, он самый, -- весело ответил Семен Петрович и продолжал, обращаясь уже ко всему обществу: -- Недавно, например, он объявил мне, что сочиняет стихи, и в качестве доказательства преподнес несколько строк из Пушкина. А я, представьте, купился на этот фокус, как первоклассник.
Он хлопнул меня по плечу и захохотал. Гости тоже засмеялись, а интересная дама сказала:
-- Да, молодежь нынче любопытная.
-- Вот именно, именно, -- подхватил Семен Петрович. -- Любопытнейшая у нас молодежь. С ней надо говорить, надо общаться!
-- Да уж, ты много общаешься! -- засмеялась Мария Викторовна. -- Только и знаешь, что работа, работа, работа.
-- Каюсь, каюсь! -- Семен Петрович поднял руки вверх, как будто собирался сдаваться в плен, и, озорно подмигнув мне, добавил: -- Поэтому и попал впросак!
-- Это действительно так, -- вздохнула интересная дама. -- Наступает день, когда нам становится трудно понимать своих детей. Вот скажите мне, Ваня, -- повернулась она ко мне. -- У меня дочь целыми днями слушает этого певца греческого... Как его? Денис Рус, что ли?..
-- Демис Руссос, -- поправил ее коренастый мужчине со сладким, как сироп, выражением лица.
-- Да, да, Демис Руссос, -- сказала интересная дама. -- Так вот, я спрашиваю ее: "Настя, ну что ты одно и то же слушаешь? У тебя так много
других пластинок". А она говорит: "Демис Руссос положительно влияет на женские гормоны". Представляете?
-- Ха-ха-ха! -- захохотал коренастый мужчина. -- Сколько же лет вашей дочери?
-- Пятнадцать.
-- Ха-ха! Пятнадцать! Молодец! -- веселился коренастый.
-- Вам смешно, -- обиженно продолжала дама. -- Но что же это такое?! Ведь у нас роскошная библиотека, много редких и ценных книг. Читай на здоровье! Но она ничегошеньки не хочет.. Придет из школы, кое-как уроки сделает, включит своего Руссоса и слушает до вечера.
-- Это у них называется "балдеет", -- радостно объяснил коренастый.
-- А я так думаю, -- заявил подтянутый, худощавый мужчина. -- И вы, Семен Петрович, и вы, Анна Васильевна, -- он кивнул интересной даме, -- все усложняете. По-моему, все дело в избалованности. Нынешние молодые люди живут слишком легко, без трудностей. Это банально, но факт. Меня, к примеру, отец порол до семнадцати лет. Крепко порол, и что же? Я его только уважал за это. Жили мы в маленьком провинциальном городе, семья была большая, и сюсюкать с нами родителям было некогда. И ничего, выросли, все в люди вышли и к отцу с матерью, теперь покойным, всегда относились с любовью и почтением.
И он залпом выпил рюмку коньяку, которую в продолжение всей тирады держал в руке.
-- Ну, с этим можно поспорить, -- вмешалась пожилая дама. -- Молодежь разная бывает...
-- А-а, все одно, -- махнул рукой подтянутый, который успел уже хлопнуть вторую рюмку. -- Конечно, есть разные группы и категории молодых людей. Но я вот наблюдаю своего сына. Он у меня спортсмен и вообще хороший парень. Сын есть сын, и плохого о нем я никогда не скажу. Но любит, понимаете, пить молоко из банки. Знаете, такие желтые банки с концентрированным молоком. У них на этикетке еще корова изображена... Я ему, значит, говорю: "Зачем ты пьешь молоко неразбавленным? Оно ведь жирное. Его разбавлять надо". А он в ответ: "Люблю такое, неразбавленное". Любит, понимаете, он...
-- О-о, это старая песня, -- засмеялась Мария Викторовна. -- Получается, если нам было тяжело, то пусть и им будет так же? Глупо!
-- Наверное, глупо, -- согласился подтянутый, наливая себе третью рюмку. Он хотел еще что-то сказать, но замешкался, выбирая на столе закупку, а в это время в беседу вступила Агнесса Ивановна, до того молча сидевшая в кресле и глазевшая по сторонам, как в зоопарке.
-- У нас прекрасная молодежь! -- объявила она, -- Да, прекрасная! Есть, конечно, некоторые типы... -- добавила она, презрительно взглянув в мою сторону. -- Стиляги! Но это -- исключение, подтверждающее правило. А основная масса молодежи у нас превосходная и, можно сказать, героическая. Я каждый день смотрю телевизор и, поверьте, очень хорошо знаю нашу молодежь.
Агнесса Ивановна гордо вскинула голову и обвела всех грозным взглядом, как бы предлагая с ней поспорить. Но спорить с ней никто не стал, а Семен Петрович согласно закивал и бодро сказал.
-- Все верно. Это безусловно. Но проблемы, конечно же, есть. Бояться их не надо, а надо о них говорить и решать.
Гости единодушно выразили согласие с выводами Семена Петровича, и, таким образом, казалось, что тема разговора вполне исчерпана, однако подтянутый мужчина, сливая в рюмку остатки коньяка, проговорил словно сам себе, но достаточно громко:
-- А молоко-то он все равно пьет из банки. Хоть кол на голове теши!
Все с беспокойством переглянулись, чувствуя, что правила игры нарушены и вечер готов выйти из-под контроля. Анна Васильевна неестественно рассмеялась и, стараясь разрядить обстановку, спросила в шутливом тоне:
-- Ну что вы, Олег Николаевич, так расстраиваетесь? Далось вам это молоко!
-- Да, далось, далось! -- уже не сдерживаюсь, воскликнул Олег Николаевич. -- Здоровый, как бык! Кулаки -- по пуду каждый, бицепсы -- с полметра. Дзюдо занимается... Сделает дырку в банке и сосет, сосет себе молоко. А кругом хоть потоп! Когда говоришь с ним, молчит. Ни да, ни нет -- ничего! Выслушает, промолчит и новую банку протыкает!.. -- Олег Николаевич открыл другую бутылку коньяка. -- Учится -- абы как! Работать не желает! Может быть, чемпионом по этому своему дзюдо хочет стать?! Тоже не хочет! Я спрашиваю: "Зачем же тебе эти твои бицепсы, трицепсы, двуглавые мышцы? Зачем? Что ты хочешь сделать ими?" И знаете, что он сделал? Взял в руку банку и раздавил ее. В лепешку! И говорит: "Ты так не можешь". И все. Я вас спрашиваю теперь: что это такое?
Олег Николаевич обвел общество вопросительным взглядом. Семен Петрович подошел к нему и дружески взял под локоть.
-- Успокойся, Олег, -- проговорил он. -- Я думаю, ты преувеличиваешь. Я же знаю твоего сына, отличный парень. Ты слишком строг к нему.
-- Брось ты, Семен! -- махнул рукой Олег Николаевич. -- Я хочу одного - мне надо знать, что он хочет. Я хочу знать, кого я вырастил. Я на это имею право. Пусть он скажет мне: "Ты старый выживший из ума осел. Ты прожил неправильную жизнь. Я буду жить по-другому". Пусть так скажет -- я пойму. Пусть совсем уходит из дома. Но он молчит! Пользуется всем и молчит!..
Цитата
-- Действительно не стоит, Олег, -- пробормотал коренастый мужчина. -- Пусть лучше Катя споет "Соловья".
-- Я хочу сказать, -- вдруг громко произнесла Катя. Все замолчали и взглянули на нее. Катя поднялась с дивана, нервно теребя пальцами пояс своего платья. -- Я хочу сказать, о чем я мечтаю, -- твердо повторила она.
-- Не надо, Катюша, -- попыталась остановить дочь Мария Викторовна. Но Катя не обратила никакого внимания на ее слова.
-- Я мечтаю быть очень красивой, чтобы нравиться всем мужчинам и чтобы самой всех презирать!.. -- сказала она,
Наступила тишина. Все опустили лица, на которых застыли натянутые улыбки.
-- И еще я хочу, -- продолжала Катя, -- ехать, в красивой спортивной машине, и чтобы на мне был длинный алый шарф, а на сиденье рядом - магнитофон и маленькая белая собачка... -- Она запнулась и добавила: -- Это честно...
Тогда Катя вдруг встала и решительно направилась к роялю.
-- Я, пожалуй, действительно сыграю, -- объявила она, усаживаясь перед ним. -- А то сидим, как на похоронах.
-- Ты хочешь сыграть? -- вяло сказал Семен. Петрович и обвел взглядом всю компанию.
-- Разумеется. Ты же говорил... Значит, "Соловья"? -- спросила Катя и сама же ответила: -- Ну, конечно, "Соловья"!
Катя закончила вступление и запела тоненьким голосом: -- Соловей мой, соловей, Ты мой чертов Бармалей!..
Никто ничего сперва не понял, но Катя повторила: -- Соловей мой, соловей! Чтоб ты сдохнул, Бармалей!
-- Что? -- растерянно пробормотала Мария Викторовна.
Катя перестала играть и повернулась к нам лицом. Она оглядела всех спокойно, деловито, будто ученый, проверяющий результат эксперимента, и сказала: -- Я этого "Соловья" с пяти лет играю и пою. Как к нам гости -- так тут и я со своим "Соловьем"! Меня уже тошнит от него, ей-богу... Я, если бы он мне попался, этот "Соловей", его на медленном огне изжарила бы!.. Как вы считаете, ребята?
Она опять обвела взглядом гостей. Но оторопевшие "ребята" были как после апоплексического удара. Никто из них не смог вымолвить ни слова.
-- Ну, ладно, -- покровительственно улыбнулась Катя. -- Сейчас я вас немножко развеселю. Сейчас я вам мою любимую сбацаю... -- Она лихо крутанулась на своем стульчике и заиграла мотив, который я тут же узнал. Слова были тоже знакомые.
-- Жил на свете козел. Не удав, не осел, Настоящий козел, С седой бородой... Ме-ме-е!.. -- спела Катя и еще даже присвистнула.
Я не выдержал и прыснул. На меня посмотрели, как на идиота. А Катя продолжала: -- Старый кретин. Любил свэ-э-эжайшую морковку! Ра-ра-ра!..
-- Да ты что делаешь, Екатерина?! -- вдруг рявкнул Семен Петрович. -- Прекрати немедленно!
Тут все общество разом вышло из оцепенения. Олег Николаевич громко расхохотался, в результате чего опрокинул себе на брюки тарелку с салатом.
"Черт!" -- выругался он. Глаза Марии Викторовны наполнились слезами, и она закрыла лицо ладонями. Агнесса Ивановна выставила тощую руку и закричала, указывая пальцем на меня: -- Это все он виноват! Его влияние! Я предупреждала!.. Предупреждала!..
Катя же в ответ что было сил ударила по клавишам и затянула не своим голосом: -- Бе-е! Хряп-хряп! Бе-е!
-- Я хочу сказать, -- вдруг громко произнесла Катя. Все замолчали и взглянули на нее. Катя поднялась с дивана, нервно теребя пальцами пояс своего платья. -- Я хочу сказать, о чем я мечтаю, -- твердо повторила она.
-- Не надо, Катюша, -- попыталась остановить дочь Мария Викторовна. Но Катя не обратила никакого внимания на ее слова.
-- Я мечтаю быть очень красивой, чтобы нравиться всем мужчинам и чтобы самой всех презирать!.. -- сказала она,
Наступила тишина. Все опустили лица, на которых застыли натянутые улыбки.
-- И еще я хочу, -- продолжала Катя, -- ехать, в красивой спортивной машине, и чтобы на мне был длинный алый шарф, а на сиденье рядом - магнитофон и маленькая белая собачка... -- Она запнулась и добавила: -- Это честно...
Тогда Катя вдруг встала и решительно направилась к роялю.
-- Я, пожалуй, действительно сыграю, -- объявила она, усаживаясь перед ним. -- А то сидим, как на похоронах.
-- Ты хочешь сыграть? -- вяло сказал Семен. Петрович и обвел взглядом всю компанию.
-- Разумеется. Ты же говорил... Значит, "Соловья"? -- спросила Катя и сама же ответила: -- Ну, конечно, "Соловья"!
Катя закончила вступление и запела тоненьким голосом: -- Соловей мой, соловей, Ты мой чертов Бармалей!..
Никто ничего сперва не понял, но Катя повторила: -- Соловей мой, соловей! Чтоб ты сдохнул, Бармалей!
-- Что? -- растерянно пробормотала Мария Викторовна.
Катя перестала играть и повернулась к нам лицом. Она оглядела всех спокойно, деловито, будто ученый, проверяющий результат эксперимента, и сказала: -- Я этого "Соловья" с пяти лет играю и пою. Как к нам гости -- так тут и я со своим "Соловьем"! Меня уже тошнит от него, ей-богу... Я, если бы он мне попался, этот "Соловей", его на медленном огне изжарила бы!.. Как вы считаете, ребята?
Она опять обвела взглядом гостей. Но оторопевшие "ребята" были как после апоплексического удара. Никто из них не смог вымолвить ни слова.
-- Ну, ладно, -- покровительственно улыбнулась Катя. -- Сейчас я вас немножко развеселю. Сейчас я вам мою любимую сбацаю... -- Она лихо крутанулась на своем стульчике и заиграла мотив, который я тут же узнал. Слова были тоже знакомые.
-- Жил на свете козел. Не удав, не осел, Настоящий козел, С седой бородой... Ме-ме-е!.. -- спела Катя и еще даже присвистнула.
Я не выдержал и прыснул. На меня посмотрели, как на идиота. А Катя продолжала: -- Старый кретин. Любил свэ-э-эжайшую морковку! Ра-ра-ра!..
-- Да ты что делаешь, Екатерина?! -- вдруг рявкнул Семен Петрович. -- Прекрати немедленно!
Тут все общество разом вышло из оцепенения. Олег Николаевич громко расхохотался, в результате чего опрокинул себе на брюки тарелку с салатом.
"Черт!" -- выругался он. Глаза Марии Викторовны наполнились слезами, и она закрыла лицо ладонями. Агнесса Ивановна выставила тощую руку и закричала, указывая пальцем на меня: -- Это все он виноват! Его влияние! Я предупреждала!.. Предупреждала!..
Катя же в ответ что было сил ударила по клавишам и затянула не своим голосом: -- Бе-е! Хряп-хряп! Бе-е!
).gif)
И ссылки не сохранила, к сожалению, и теперь даже не уверена, что это было то, что нужно... 
